Без наркоза
Когда речь заходит о врачебных ошибках и чудовищном уровне отечественного здравоохранения, звучат слова, что все это выдумки журналистов, рыскающих в поисках "жареного".
Корпоративная этика не позволяет выносить сор из избы. Однако и у нее есть предел прочности. Доказательство тому - книжка анестезиолога-реаниматолога Юрия Жидкова "Хроники инфекционной больницы" о провинциальной российской медицине 90-х годов. Вот некоторые отрывки - для того, чтобы вспомнить, как это было совсем недавно, и сравнить с тем, как стало, что изменилось.
Разруха
За все годы работы я ни одной зимы не помню, чтобы в нашем отделении реанимации было тепло. Больные под тремя одеялами дрожью холод гонят, дежурная бригада в валенках и телогрейках вокруг единственного электрокамина приплясывает, руки над теплыми воздушными струями греет, прежде чем в боксы к больным идти.
Стены грибком поросли, штукатурка вспучилась. Провода оголенные по всем помещениям висят, на них розетки болтаются. Дыхательный и наркозный аппараты - первых послевоенных лет.
В туалете - свеча. Грязно-восковая, скривившаяся, в несвежей полулитровой банке. Но это хорошо. Значит, можно справить нужду без помарок и не подмочить тапочки в обязательной приунитазной луже. Лампочек нет. Ладно бы только в туалете, так ведь во всем отделении нет. Лампочки мы теперь родственникам поступающих больных заказываем, вносим в список обязательных при госпитализации предметов обихода наряду с мылом, клеем и бумагой.
На случай чрезвычайной ситуации нам "по штатному расписанию" электрический фонарик положен. Батареек к нему, правда, не предписано, как и лампочек, а "родные" еще при Брежневе состарились. Поэтому при внезапном отключении электроэнергии свеча - незаменимая подмога.
В больнице нет ни одного корпуса, где бы крыша не текла, ни одной палаты, где бы краны работали. В третьем отделении мать, лежащая по уходу за ребенком, проснулась ночью от того, что у нее на груди крыса сидит. Чуть со страху не умерла.
- Мне тебя легче закрыть, чем отремонтировать, - говорит начальник департамента главврачу.
Однако ремонт одного нашего корпуса все же затеяли. И вот уже три года мы "снимаем угол" у соседей в третьем отделении. Реанимация теперь - часть общего коридора, отгороженная занавеской. Нет ни ординаторской, ни комнаты медсестер. Раздевалка одна на всех: врачей, сестер, санитарок, мужчин и женщин. Она же и буфет, и комната отдыха.
По санитарным правилам
Дезинфекция у нас только на бумаге. А реально даже горячей воды нет. Сливной бачок в туалете восемь лет не работает, вместо него - ершик. Какая тут дезинфекция! Руки холодненькой водицей сполоснул, о мокрое полотенце промокнул - и к больным. А откуда сухому полотенцу взяться? Пятнадцать человек персонала, а отопления нет. Под утро с этого единственного на всех полотенца чуть не капает.
Мы и домой заразу носим. По сан эпиднадзорному приказу перед уходом с работы всем положен душ, а его нет.
О визите проверяющего эпидемиолога нас извещают заранее. Тогда сотрудники одеваются как положено, проводится инструктаж: как на какие вопросы отвечать. Все будто в рот воды набирают, и... язвы больничные успешно скрываются. Например, дезсредства для обработки рук только перед приездом комиссии наливают. Положено нам горячее питание два-три раза в сутки, но его никогда не было. И никто об этом не спрашивает. Ревизоры все понимают и тоже делают вид.
А питание для инфекциониста очень важно. На холере раньше запрещалось работать на голодный желудок, потому что у сытого вероятность энтерального заражения много ниже - не выдерживает холерный вибрион, как и другие микробы, повышенной концентрации желудочного сока. Так мы еду готовим в стерилизационной! Плита газовая, а рядом пробирки с кровью... Но это реанимация - белая кость, в остальных отделениях остатки за больными доедают.
Как живете, доктор?
Со студенческой скамьи люди к нам приходят здоровые, а через год-два уже с австралийским антигеном гуляют. Это такой маркер вирусного гепатита, подтверждающий факт заражения. Где взяли? Да на работе! Половина сотрудников гепатитом переболевает без всякого возмещения. Кто выздоравливает, а у кого и хронь печеночная развивается. Но показатели отличные, никакого внутрибольничного инфицирования. Потому что анализы за всех самый здоровый сдает - на двадцать пробирок, как донор.
Повышение квалификации у нас такое: последние десять лет никуда не выезжаем, не от кого новое брать. Как дурачки, в собственном соку варимся, потому что нет у чиновников денег на наше обучение.
Об оборудовании и говорить не приходится. Один-единственный аппарат для искусственной вентиляции легких почти всегда занят. Попади к нам в этот момент другой больной, нуждающийся в ИВЛ, опять истории болезни переписывать придется, врать, что он получал адекватную медпомощь, а помер от тяжести заболевания.
У нас наркозного аппарата нет! Реанимация без наркозного аппарата?! Докладные уже восемь лет пишем, и все без толку.
В год по четыре - шесть человек хороним только потому, что уже пять лет анализатор газов крови и электролитов не работает. А в нем всего-навсего реактивы закончились. И стоят-то они недорого. За это время столько денег на всякое малопригодное извели, а самого необходимого нет.
Испытание властью
Главврачи в нашей больнице не задерживаются: год-полтора - и на выход. Одних снимают за пьянство, других - за нерадивость.
Трезвенники, попадая к нам, оттого и запивали "горькую", что честь и совесть свою не успели потерять. Отсутствие денег, текущие крыши, холодные батареи, проржавевшие трубы, нехватка кадров, готовых работать за нищенские оклады... Побившись без толку в двери госдепартамента и мэрии, убедившись в полной бесперспективности дальнейших усилий, они безвозвратно "садились на спирт".
Другая половина руководителей самозабвенно наслаждалась властью. Эти воровали безбожно. Вспомогательный больничный персонал освобождался от своих прямых обязанностей и в поте лица трудился на благо высокопоставленной семьи. Столяры сколачивали двери и рамы, водители отвозили их на дачу начальника, слесари тянули там водопровод и меняли трубы. Секретарши по очереди присматривали за его детьми. Работники пищеблока выкраивали лучшие куски на отдельное меню для него и его родственников, и больничной же машиной горячая пища доставлялась на квартиру домочадцам, а властвующей особе - в кабинет.
Зубной протез
Прихожу на работу, Матвей Александрович спрашивает:
- Вы зубные протезы снимать умеете? Женщина поступила. Погибает. Интубировать пора. Рот ей открыли, а там протезы. Попытались снять - не получается.
- Так вызовите стоматолога, пусть он снимет.
Подхожу к больной. Боже мой! Передний мост у нее на одном крайнем зубе держится, да и тот расшатан. Второй зуб выдран с корнем, торчит из протеза гнутого. Десны в крови. Хорошо хоть женщина ничего не чувствует - без сознания и обезболена.
Пришла стоматолог - ужаснулась:
- Кто это у вас стационарные коронки с корнем выдирает? Его ж посадят.
- Боюсь, что нет. Он непотопляем. Однажды катетеризировал по Сельдингеру - проводник упустил. Леска в вену сантиметров на тридцать ушла и свернулась в предсердии или в желудочке. Пришлось кардиохирургам оперировать больную. По всем статьям крайне дорогостоящее "удовольствие". Другого бы прогнали взашей, а этому хоть бы что - ни выговора, ни жалобы. Он под особым покровительством начмеда работает.
Переписанная история
Ребенка с приема в респираторное отделение отправили. Кашель, насморк, температура небольшая - банальное ОРЗ. К утру он умер. Внезапно. В реанимацию спустили уже поздно. Причина смерти: ОРЗ. В истории болезни ни анализов, ни консилиума, ни рентгена - два листочка всего. Недообследован больной.
- Вы с ума сошли? - орет начмед. - Кто это от ОРЗ умирает? Вы ж под суд пойдете и меня потянете!
- Теперь сами переписывайте историю! Чтоб через два часа была! - разгневанная начмед выбегает из отделения, но вскоре возвращается, берет историю и молча уходит к себе.
До суда у нас дело редко доходит. Если кто умрет неожиданно от нерадивости персонала или прямой халатности, историю болезни в тот же день переписывают набело от начала до конца: от первичного осмотра до врачебного заключения, объясняющего неотвратимость летального исхода. Пишется все как положено: консилиумы, анализы, осмотр сотрудников кафедры... У нас этим начмед ведает - зам. главврача по лечебной части. Непревзойденный талант по части фальсификации! К тому времени, когда на лечебно-контрольную комиссию история попадает, она уже - образец врачебной доблести, самоотверженности и изящества научной мысли, о который неминуемо разбивается любая жалоба, судебный иск.
В морг мы редко с диагнозом ходим. Негласное правило: диагноз до вскрытия не писать. Вот когда прозекторы вскроют, свою точку зрения выскажут, мы поспорим, острые углы сгладим, дабы явных разночтений не было и клиническому описанию соответствовало, тогда и выведем согласно классификации название той болезни, от которой якобы и лечили.
Окончательный диагноз
Когда "пахнет жареным", у нас собирают консилиум. Это одна из форм коллективной безответственности. Врачей много, подписей тоже, а спросить не с кого. Для лечащего врача консилиум, как страховочный канат для воздушного гимнаста. Работу плохо выполнил, промахнулся, а не повредился: и место за собой сохранил, и имя непорочное.
Февраль. Эпидемия гриппа. Грипп есть, смертности от гриппа нет. Не положено! Собирается консилиум. Больной прогностически плохой. Умирает. Это очевидно. Умирает от гриппа. Но ставить диагноз "грипп" нельзя - затаскают. Решили - "энцефалит". Энцефалит - это наша палочка-выручалочка, за него не ругают, да и доказать что-либо практически невозможно. С патологоанатомами всегда можно договориться.
- Марина Ибрагимовна, возьмите мазок на ИФА (иммуноферментный анализ. - Ред.) из носоглотки, - распоряжается начмед, - и в экспресс-лабораторию. Посмотрим, что за грипп у него там... Анализ пошлите под каким-нибудь чужим именем.
- Зачем под чужим? Пошлем под своим, только результат по получении в историю вклеивать не будем, и все!
Сокрытие диагноза свершилось. Консилиум работу завершил, все расходятся по домам. Я, дежурный реаниматолог, остаюсь с больным. Мне его сегодня лечить. Мне надо изворачиваться и такие назначения делать, чтобы они ему от гриппа помогли и псевдодиагнозу соответствовали, чтобы разночтений с рекомендациями консилиума не выявилось. Такая вот дилемма...
Эпилог
И превращается наша работа в сплошной стресс и нервотрепку. У реаниматологов и без того самая высокая смертность среди врачебных специальностей. Редко кто до сорока лет доживает. Надбавка к зарплате - 15 процентов - лихая компенсация! Мы за нее здоровьем расплачиваемся, преждевременным старением, да еще срывами на домашних. Вроде бы ни с того ни с сего. На деле же все просто: накануне папа хоронил... хоронил того, кто никак не должен был умереть - ни по возрасту, ни по болезни. Умер потому, что не было нужного лекарства, необходимой аппаратуры, должной организации... Потому что давно уже никому ничего не нужно.
Из досье "РГ"
Жидков Юрий Борисович. Родился в 1951 году в Костромской области. В 1982-м окончил Ленинградский педиатрический мединститут. После его окончания более 20 лет работал анестезиологом-реаниматологом в Кировской городской (сейчас областная) инфекционной больнице. Из больницы ушел в 2007 году после инфаркта. С тех пор больше не работал. Сейчас - на пенсии по инвалидности.
Своей книгой Юрий Жидков поставил неутешительный диагноз медицине 90-х годов.
- Юрий Борисович, что заставило написать вас столь беспощадную по отношению к нашей медицине книгу?
- Впечатления копились годами. Их надо было куда-то выплеснуть. Вариантов было несколько: во время пьянки с друзьями, в лицо начальству и на бумагу. Первый и второй варианты были пройдены, легче не стало. Осталось - на бумагу. Потребовалось 20 лет в профессии, прежде чем я осознал всю степень этого бардака, боли, беспредела. Я переболел этим и умер - как врач. После выхода книги я ушел из профессии.
- Насколько ваша книга документальна?
- Это слепок с натуры. Степень документальности - 100 процентов. И 100 процентов правды.
- Вы показывали книгу своим коллегам, перед тем как выпустить ее в свет?
- Книга писалась несколько лет, и те куски, которые создавались ранее, я давал читать в том числе и коллегам. Им понравилось. Но после того как книжка вышла, больница разделилась пополам. Половина сотрудников говорила, что все так и есть. Вторая - что все неправда.
Поначалу был небольшой эмоциональный всплеск отчуждения. А потом все нормализовалось. Моя супруга до сих пор работает в этой же больнице и никаких гонений ни в отношении меня, ни ее со стороны администрации не было.
- В книге немало "пьяных" эпизодов...
- Как можно убрать пьянство из описания жизни русского человека? Но у нас самая трезвая больница в городе. Я написал это в книге и повторю еще раз.
Когда я давал почитать книжку своим коллегам-реаниматологам, работающим в других больницах, отзыв был примерно такой - ничего нового ты не написал. Мало того, когда ее прочли мои коллеги из других городов, они звонили и говорили - ты знаешь, Юра, у нас то же самое.
- Книга была закончена в 2002 году, но вышла в свет только через четыре года. Почему?
- Нужно было, чтобы она отлежалась. Возможно, она пролежала бы в виде рукописи и дольше, но в чем-то ее выход ускорил перенесенный мною инфаркт. Говорят, инфарктники задолго чувствуют приближающийся приступ. Так было и со мной. Я вдруг понял, что могу скоро умереть, и мне не хотелось погружать близких еще и в эти хлопоты - искать рукопись, договариваться с издателями.
- Некоторые факты из "Хроник" - фактически прямое основание для прокурорской проверки. Вас компетентные органы после этого не вызывали?
- Какая там прокурорская проверка... Это же не единичный факт. Во времена, когда я работал, при желании можно было проверить практически любое медучреждение на территории России и найти там все, что описано в моей книге.
- А как отреагировали на вашу книгу медицинские чиновники?
- Некоторые говорили - я нарушил корпоративную этику. Нарушил ли я ее? Безусловно - из соображений гуманности. Чтобы обыватель знал, что происходит в данной сфере.
- С тех пор в больнице что-то изменилось?
- Да, я знаю это из рассказов жены. Сделан ремонт, появилась новая аппаратура. Но я не думаю, что это напрямую связано с выходом книги. Прошло время, жизнь стала лучше. Национальные приоритеты сменились, и все потихоньку выправляется.
"Российская газета" - Неделя №4769 от 9 октября 2008 г.