10 минут на больного ребенка
28.03.2011
1905
«На больного ребенка по графику у меня часто остается 10 минут». Монолог фельдшера педиатрической бригады 26 подстанции. Статья "Новой газеты".
– Я работаю на «Скорой» в Москве фельдшером педиатрической бригады 28 лет. Более тяжелого времени работы не припомню. На нашей подстанции № 26 обострение началось с приходом на должность нового заведующего.
Первое нововведение, с которым столкнулись наши бригады, — это строжайший хронометраж времени, потраченного на вызов. Теперь на время в пути до больного мы должны потратить 20 минут, столько же — на его обслуживание. Тот чиновник, который ввел эту чудовищную норму, судя по всему, никогда не работал на «скорой». Контролировать нас стало элементарно, потому что в новые машины поставили компьютер, который фиксирует время в пути. По технологии, когда мы приезжаем к больному, мы должны нажать кнопку — отрапортовать, что приехали. Если в пути задерживаемся, то все равно через 20 минут жмем на кнопку, а перерасход временного лимита уже крадем у больного. Иногда, чтобы вписаться в эту чертову норму, на общение с больным тратим 10 минут (!). Мы постоянно говорили заведующему, что оказывать помощь больным в таком жестком хронометраже невозможно, — каждый вызов индивидуален и требует разного времени. Но он нас не слышит. На планерках мы давно уже не обсуждаем тяжелых больных или алгоритм действий, не занимаемся разбором ошибок, мы только выслушиваем от него, сколько за минувшие сутки было доездов за 20 минут, сколько за 30, сколько госпитализаций.
Это тупик. Я должна обслужить больного так, чтобы ему стало легче и не пришлось повторно вызвать «скорую». В результате я подбиваюсь под статистику. Это означает, что я попросту не всегда успеваю оказать в полном объеме помощь. А еще наш заведующий заставляет нас рисковать. Буквально говорит: «Почему вы не выезжаете на встречную полосу?». У нас недавно на 12-й подстанции был трагический случай — погибла бригада. Ехали на срочный вызов по встречной, на них налетел джип. В итоге два погибших и один инвалид. У нас ужасающая статистика — бьются машины постоянно.
Не знаю, чье распоряжение, но в машине убрали постельное белье на носилках. Дали одноразовые промокашки. Машина в жутком состоянии. Везем больных, как бомжей.
Мы работаем на новой машине — это «Мерседес». Но в нем сидеть невозможно. Кабина соединена с салоном, тесно. Окна тонированы, и ничего не видно, как в барокамере. Я сижу боком, вы представляете, как страдает мой вестибулярный аппарат за суточное дежурство?
На этой машине должно было быть новое оборудование, но мы его до сих пор не видели. Есть, правда, наркозно-дыхательный аппарат, но ему лет 30, не меньше. Со времени моего поступления оборудование не менялось. Эту аппаратуру еле поднимешь. Она в принципе предназначена для полевых госпиталей. Если же у нас на вызове врач едет один, а такое бывает, то он не в состоянии таскать эти железки на себе.
Мы работаем, как рабы. За 24-часовую смену у нас есть один 20-минутный перерыв. Бывает до 20 вызовов за сутки.
Когда я приехала в юго-западный район Москвы в 79-м году, там были пустыри. А сейчас там сколько населения? Но машин нам не прибавляют. Население увеличилось раз в 10, а количество бригад то же, что было тридцать лет назад. Я говорю заведующему: «А вы наберите роботов, и они не будут ни есть, ни спать, ни, простите, писать». Мы озверевшие. О каком качестве работы можно говорить, если врач работает в таких условиях? Бывают же тяжелейшие случаи, и врачу нужно после такого вызова дать время прийти в себя. А нас используют, как в мясорубке, и врач не в состоянии ничего соображать. А норм по обслуживанию на врача в сутки нет. Начальству выгодно — чем большие цифры по количеству обслуженных больных отправят в Минздрав, тем больше средств спустят.
Я скажу честно: есть вызовы, которые мы недорабатываем. Иногда надо с мамой более тщательно поговорить, анамнез собрать и посмотреть, как ребенок на терапию реагирует. Нельзя врача торопить, он же должен все проанализировать. А если нужна госпитализация, то мы опять оказываемся крайними, потому что приходится в машине иногда по часу ждать у приемного покоя больницы, пока примут ребенка. Не на улицу же его выставлять с матерью. И значит, мы опять не вписываемся в график.
Я заведующему говорила: «Как же вы можете что-либо рекомендовать, если вы ни разу не ездили с бригадой на вызов?». Ответ один: «В следующий раз вы будете уволены». Несколько опытных сотрудников уже ушли.
Наивно считать, что среднестатистический врач обычной линейной бригады сможет сделать, если потребуется, трахеотомию или интубацию. Этому надо учить. Каждые 5 лет мы проходим курсы повышения квалификации, но это все теоретически. А для того, чтобы отработать навык, надо прийти в реанимационное отделение, потренироваться на больных или же на современных манекенах. Руку набить. Если же это постоянно не делать, навык пропадает. А у нас не все врачи желудочным зондом могут промыть ребенка. Хотя что уж проще.
Все умения врача — это его личное дело. Если он не заинтересован в отработке своих навыков, то их у него и не будет. Никто же никаких тестов не сдает. Мы в основном можем обслужить хронических больных или же быть перевозкой. Померить давление, сделать укол и дать анальгин.
P.S. Мы не публикуем фамилию автора. По известным соображениям
От редакции:
Мы понимаем, что московская медицина переживает сегодня новую жизнь: повышены зарплаты медработникам, стали закупать современное оборудование, обновлять автопарк «карет»… Хорошо, что заговорили сами врачи. Это доверие, очеловечивание медицины. Но страшно, если на руководящие должности в новое время встанут люди, для которых здоровье и жизнь пациента не важнее бумажного отчета перед верховным чиновником. Потому «Новая» продолжит обсуждать проблему со всеми заинтересованными лицами.
Телефон горячей линии 8-800-5050-103. Ждем откликов и на нашем форуме «Открыто.ру»
«Новая газета»