Слов нет, обидел мощно, но всякий раз как попытаешься усомнишься — какие ваши доказательства? — на тебя их вдруг валится предостаточно.

   К примеру, получаем вызов в «парадную с унитазом», в которой уж с год промеж этажей стоит бэушный толчок над которым жильцы, вместо того, чтоб гордыню свою сломить и на мусорку его наконец вынести, лишь гневные прокламации пишут, к совести призывая. А в парадной той аритмия живёт, знакомая. Купируется она трудно, не вдруг и потому наши, ничтоже сумняшесь, долго не думают — цап её и в кардиологию, под мигалкой. А тут смотрю: старый, семипудовый, в одышке... ладно, думаю, повисим тут малёхо, чтоб в больничку по ночному времени не переть — авось химия патфизиологию одолеет и мне в приёмнике на «а чё сами не?» отвечать не придётся. Да и подзадолбались мы, признаться, под утро-то...

   Словом, лекарим. Фельдшер у меня спортивная, стройная, светлая — при том, что сама в берцах, чёрных милитари и в чёрной же майке поверх которой уже наше синее, в крестах и полосках. Сидит, кордаронит... а в квартире, как водится, плюс пятьдесят и она, верх медицинский скинув, в одном чёрном своём осталась. 

— Михалерич, — говорит вдруг. — сядьте на вену, а? Рубит — ваще!
   Поменялся с ней, — что я не человек что-ли?  — она встала и давай потягушечку исполнять, со смаком. Спортивная, стройная — ну чисто пантера! А пациент ей:
— Вы прям как эсэсовка!
   Ну хоть на «вы» — и то ладно, но я всё ж в зенки его паскудные глянул с укором, а он:
— Не, ну а чё — нет, что-ли?

   Барышня моя тренированная только уголком рта мне улыбнулась: что, мол, либералиссимус, понял почём доброта нынче? А я на пациента смотрю — порозовел, задышал, собака, плёнка нормальная поползла... победила наука, захорошело ему.
— Знаете, — говорю. — отец родной, у нас на станции учебник есть, времён вашей юности, «Уроки хорошего тона» называется. Мы его, с вызова выходя, у мусоропровода подобрали — привезти вам в следующий раз?

   Собрались, пошли, а он вслед:
—  Кать, денег им дай, обидчивым...

   Хмыкнули мы Кате в лицо, спустились вниз, горшок миновав, в котором с годами какая-то нехитрая жизнь уже зародилась, и стоим у машины, курим. А на дворе рассвет; народ на кухни выходит: плиту включить, воды в чайник налить... и откуда-то сверху пакет с мусором на газон — шлёп! 

   Фельдшер мне: 
— Как-то кучно здесь, да?

   А я Френсиса Скотта вспомнил, представил нас где-нибудь в Бангладеш и, вы знаете, сразу на место всё встало. Сложилась мозаика. Умён был, холера, американец — ничё не скажешь! Меток. Даром что квасил не просыхая.


Михаил Сидоров