Привычки и пороки
Ветераны «скорой» в свободную минуту нередко вспоминают обладателей наиболее демонстративных индивидуальных качеств, определяемых, как «привычки и пороки». Некоторые из них были весьма безобидными, иные...
«А кушать хочется всегда!»
- утверждал розовощёкий тридцатилетний здоровяк доктор Т. Его перманентным состоянием было… поглощение пищи. Причём практически всегда: независимо от времени суток и местонахождения (по дороге на работу, на подстанции, в кабине санитарного автомобиля, на вызове в квартире больного и в общественном месте, на санпропускнике больницы и т. д.).
«Я не ем только, когда сплю» - с виноватой улыбкой говорил Т. Как ни странно, но его вечно жующая, неизменно улыбающаяся физиономия производила умиротворяющее воздействие даже на самых возбуждённых и нервозных пациентов.
Дон Жуан в… халате
Доктор Б., как говорится, «не пропускал ни одной юбки». Естественно, это не касалось больных – сие было нерушимым «табу» (см. «Клятву Гиппократа»). Но зато любая мало-мальски привлекательная особа женского пола и приемлемого возраста (из медицинского персонала, из случайно или неслучайно присутствующих на вызове и т. д.) неизменно становилась объектом пристального внимания весьма галантного кавалера. Сравнительно молодой, обаятельный, высокий и широкоплечий, он пользовался немалым успехом у прекрасной половины человечества. И старался не брать ночных дежурств, ограничиваясь дневными. «Ночи мне нужны совсем для другого…» - загадочно и многозначительно объяснял доктор Б., подавая очередной график дежурств.
«У нас полная эмансипация!»
- утверждала сорокалетняя пышнотелая А., стреляя глазами вокруг. Как и доктор Б. (см. выше), она постоянно и усиленно интересовалась противоположным полом, особенно молодыми фельдшерами и водителями. В отличие от коллеги, напротив, очень даже жаждала ночных дежурств, но их ей старались не давать. Так сказать, «от греха подальше»…
«Угостите, если можно, обедом»
- чуть ли не на каждом вызове просил доктор Ю. – «Моя помощница-фельдшер с утра ничего не ела». В конце трапезы просил… завернуть оставшиеся продукты и дать с собой. Дело доходило до того, что фельдшера и санитары решительно отказывались работать с врачом-попрошайкой. Уговоры и увещевания со стороны коллег и начальства (типа «не позорьте себя и нас!») имели кратковременный эффект. Ю. клятвенно обещал, что «больше никогда ни-ни», но через короткое время в диспетчерской снова возникала негодующая фигура кого-либо из среднего или младшего медперсонала со словами: «Как хотите, но я с ним больше не поеду!» Вскоре, несмотря на острый дефицит врачебных кадров, ему настоятельно предложили уволиться «по собственному желанию».
Через несколько лет автор этих строк встретил Ю., стоящим возле магазина…с протянутой рукой. Тот занимался «любимым делом»… Прав был старик Цицерон: воистину: привычка – вторая натура!
«Я вам настоятельно советую!»
- именно с такими словами обращались ко всем без исключения пациентам (и даже к коллегам) достаточно преклонного возраста врачи М. и С. Первый рекомендовал при всех заболеваниях применение только и исключительно электрической грелки, вторая – непременный и обязательный ежедневный трёхразовый приём отвара пастернака и петрушки.
«Провинился? На «скорую»!
- такой девиз был много лет назад у городского медицинского начальства. Кого откуда уволили, - направляли для дальнейшей трудовой деятельности на станцию скорой помощи, испытывавшую в то далёкое время значительный кадровый голод.
Кто только не попадал к нам! Психопаты и неврастеники, хронические прогульщики и хронические алкоголики, сифилитики и наркоманы…Кое-кто из этой разношерстной компании «взялся за ум», кто-то ушёл продолжать «искать себя», кого-то уволили, а кто и «почил в бозе»…
Доктор В. скандалила на каждом вызове. Бранилась с пациентами, их родственниками, соседями, коллегами, с диспетчерами и начальством… Редкую минуту удавалось увидеть её молчащей. Постоянно взвинченная, недовольно-агрессивная, она всегда носила на халате… фронтовые медали.
Молодой врач Е. всеми фибрами своей души ненавидел алкоголиков. Вызов к больному, находящемуся в состоянии алкогольного опьянения, был для него сильнейшим стрессом. Через год его ненависть к алкоголикам нашла определённое объяснение – сам Е. был дипсоманом (запойным алкоголиком), и многодневный тяжёлый запой наступал у него примерно раз в год.
В то далёкое время у нас в стране, разумеется, «не было наркомании». Были только наркоманы. Среди пациентов и, к сожалению, среди сотрудников. Наркотические препараты тогда особенно не учитывались, спокойно и беспроблемно лежали в медицинском ящике рядом с прочими ампулами и бинтами. О составлении специальных актов и сдаче пустых ампул и речи не было, чем и пользовались отдельные личности.
Фельдшерица С. и врач Н. почти на каждом вызове «вводили» пациентам морфин, омнопон и промедол. Почти во всех их выездных карточках значились диагнозы «почечная колика», «приступ стенокардии», «острый радикулит», «болезненная менструация» и др., что значительно отличалось от количества подобных диагнозов их коллег. Как и от среднего расхода ими наркотических анальгетиков. Несколько позднее выяснилось, что доктор сам страдал морфинизмом - давно, ещё после фронтового ранения, а фельдшерица регулярно снабжала мужа-наркомана.
Ибо сказано, «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным».