А  эта  история совсем свежая. Было это в день Дурака, т.е. 1 апреля в прошлом, 2004 году. А накануне у нас был юбилей подстанции, 50 лет. Ну, чё? Скажете у вас каждый день такие юбилеи. Типа у нас тысяча подстанций и т.д.
     Дело не в самом юбилее, а в банкете. А это было что- то. Предыдущий на 45 лет был круче, но и этот я вам скажу ого-го. Наши активисты спонсоров потрясли. Спонсоры постарались на славу. Столы ломились от закусок. Выпивон отменный.
Я пить не собирался, я был после суток, и назавтра мне было опять на работу. Но. Мало ли чего я собирался. Я же точно знал, что «накушаюсь». Законы жанра надо блюсти. Было весело. Поздравления. Речи. Тосты. Глава района доложил о развитии дорожной сети. Потом меня все поздравляли. Из скромности умолчу за что. Выпили на брудершафт с главным врачом, хрястнули рюмки об пол на счастье. Потом по стакану с начмедами. Дальше пошли ведущие специалисты. Хороших людей у нас много. Всем выразил уважение. Подстанция-то наша, а мы как бы в роли радушных хозяев. Положение обязывает.
     Праздник удался на славу. В его разгар, несмотря на весну, повалил густой снег .Метель. Весеннюю грязищу сразу прикрыло. Красиво. Когда расходились, всё напоминало феерию. Наши дамы с шикарными причёсками и в вечерних платьях, облепленных снегом, в туфлях на шпильках пробирались через сугробы к машинам. Кого-то выносили на руках. Кому-то били морду невдалеке. Я же говорю, праздник удался.

     Утром еду на работу. Вспоминаю, что когда меня везли домой, кидался в прохожих шоколадными конфетами и требовал продолжения банкета. Обычных угрызений совести нет, ибо понимаю, что до столетнего юбилея шансов дожить тоже нет. Разве в виде чучела в президиуме. На этом юбилее оторвался заранее. Чувствую — работать будет тяжеловато. Но Боженьку ни о чём не прошу. Как всегда, он сделает наоборот, и мы с ним об этом знаем. Ну и всё равно. Нам главное до работы добраться, после пары настоящих вызовов похмелюгу как рукой снимает.
     Вот вы скажете вступление. Ни хрена себе, литературные загибоны. Лев Толстой  и Теодор Драйзер в одном флаконе.  
     Не ругайтесь. Всё дело в том, что я,  если бы я был не «после вчерашнего», пролетел бы в это дежурство как «фанера над Парижем» и на этом карьера моя бы и закончилась и слал бы вам письма из ещё более прекрасного далёка, чем сейчас. И только похмелье-то меня и спасло. А было это так.
     Получаю срочнейший вызов «асфиксия, без сознания ребёнок 4 года». Педиатра нет. Еду быстро, но без мандража. Такие вызова обычно ерундовые. Диспетчерской верить — себя не уважать. Вызов рядом, добираюсь минут за 5.  Всё в порядке. Ребёнок играет, почти розовый, весёлый. Я, поскольку не педиатр и детей должен бояться, отсаживаюсь в дальний угол. Белого халата нет, ребёнок не напрягается. Но знаю, что подходить то к нему не стоит, спокойствие хрупкое. Беру какую-то мохнатую игрушку, превращаюсь ещё в одного ребёнка, начинаю ля-ля с мамашей. Она рассказывает, как ребёнок грыз яблоко, поперхнулся и «почти потерял сознание», «аж глаза закатил». А потом откашлялся и всё стало «хорошо». Я  с ней поохал, умилился её страху за ребёнка, как она «вся испугалась» и вообще пора отсюда валить потому, что по мамаше видно, что я ей уже не нужен. Обошлась она уже без меня. Ребёнок просто балдеет, что-то гугукает своё, машинку катает. Что, мало из нас кто попёрхивался? Ах, закатил глаза. Я сейчас от волнения их сам закачу. Давно завидую педиатрам, одна ерунда у них.
     Но в кресле тепло и уютно. Оно глубокое, я в нём утонул, разомлел и вставать неохота. А ребёнка  надо хотя бы формально осмотреть. А он сейчас орать начнёт. Я приподнялся, а он уже рот открыл, чтобы заорать. И тут я придумал наикрутейший компромисс. Я погружаюсь в кресло ещё глубже, а мамаше говорю — ты послушай его ухом и объясняю где.
     Бабёшка оказалась не дура. И уши у неё оказались на месте. Послушамши, говорит чётко и категорично, как профессор на обходе — справа дыхание немного слабее.
     Ну и всё. Я до киндера даже не дотронулся. Через полтора часа, после некоторых просто обязательных в таких случаях недоразумений, разборок, скандалов и матюгов,  достали у пацана кусочек яблока из бронха. Написал я телегу на две детских больницы сразу про то, как меня там посылали на х*й, вспомнил «пельменевую старушку» добрым словом, научила она меня чему-то. Возблагодарил Господа Бога за то, что он придумал спиртные напитки, праздники скорой помощи и такое наказание для алкашей как похмелье.
     Вот был бы я трезвый и ретивый как обычно, не пригрелся бы в креслице, полез бы ребёнка смотреть, разорался бы он и фиг бы я услышал такую ерунду, что справа дыхание ослаблено, а услышал бы только одни визги и писки. И «пролетел» бы я. И ребёнка бы угробил. И, навряд ли, я  был бы сегодня вашим коллегой. И клевало бы мои белые косточки вороньё прямое и переносное. Всё таки есть Боженька на свете.

     P.S. Да, ещё одна деталь — ребёнкин папа оказался адвокатом. Вот так.