Я-фельдшер
Странная штука – жизнь. Никогда не знаешь, как она повернет тебя, как распорядится твоей судьбой, в какие дебри кинет, на что обречет. Глуп тот, что искренне считает, что у него будущее известно на десять лет вперед. Глуп, глуп. Даже на десять минут вперед – и то загадывать смешно. Уж сколько рассказано историй на тему, когда кто-то вышел за сигаретами из дома и через два часа уже женился на их продавщице, да еще и умотал в Тайланд ближайшим рейсом для регистрации брака. Жизнь непредсказуема. И я в этом убедился на собственном опыте.
Вот скажите, что я, студент психологического факультета, сейчас делаю в санитарной «Газели»? Отвечу - придерживаю ногами терапевтический ящик, одной рукой держусь за переборку, а второй – за привинченную к ней ручку, и при этом оживленно верчу головой, вслед за фельдшером и водителем, разыскивая нужный дом. Время ночное, на улице капризная южная весна, по городу уже третью неделю ползут густые морские туманы, жрущие цветущую алычу и яблоню. Странное времяпровождение для будущего психолога, правда? Так что я тут делаю? А я и сам не знаю. Вот так вот сложилось. Прошлым летом я, закончив очередной, четвертый по счету, курс, тщетно искал работу, чтобы не клянчить деньги у родителей – хватит уже, двадцать лет, пора и самому их добывать. Нет, работа была, но как-то не прельщала – грузчик, курьер, рекламный агент и прочая тоска, подразумевающая ежедневное тяжкое вкалывание под палящим солнцем в обмен на такие гроши, от которых с фырканьем даже бомж отвернется. Хотя и эти, незавидные на первый взгляд, перспективы очень быстро оказались недостижимыми – я же был не единственным студентом, который хотел летом работать. Так вот, в июне месяце оказался я без работы, без занятий, без карманных денег (просить у родителей все же не позволила гордость) и был полон мрачных дум о грядущем курортном сезоне с пустотой в кошельке (что подразумевало, в свою очередь, массу пропущенных интересных мероприятий, которых от сезона и ждали), когда мне позвонил друг и предложил дикую, на первый взгляд, работу – санитаром на «скорой». Сначала, помнится, я лишь похихикал. Действительно, где я, будущий кабинетный Фрейд, и где экстренная медицина, о которой я лишь смутно что-то знал по советским фильмам и западным сериалам? Во вторых все было слишком ажурно, чтобы казаться правдой, в первых – слишком уныло и серо, чтобы вдохновиться. Ну и немаловажен тот факт, что я к медицине никаким боком, как в плане знаний, так и в плане навыков. И в родне ни одного медика, к слову.
- Да ладно тебе, Андрюха, не кривляйся, - убеждал меня в трубке басок друга. – Санитар – это не врач, вся его работа – сумку таскать, карточки писать да машину мыть. Сутки через трое, не упаришься. А? Да и работа поинтереснее, на больных посмотришь, с сотрудниками нашими познакомишься, а они у нас истории рассказывают – ууу, закачаешься. И три с половиной тысячи в месяц за шесть суток тебе лишние будут, что ли?
Остальное время я ломался только для виду. Да, сумма не то, чтобы хорошая, но неплохая для человека без образования и опыта. Плюс, действительно, подкупал тот факт, что трое суток между дежурствами у меня будут свободными, для всяких там «погулять» (в прочих вариантах рассматривалась только ежедневная работа пять, а то и шесть дней в неделю, какие там гульки…). А еще рассказы… знал он, зараза такая, что я человек общительный, охочий до всяких интересных историй. В общем, на следующий же день я, студент психфака, потопал на подстанцию «скорой помощи», зажав во вспотевшей от волнения ладони папку с санитарной книжкой, паспортом, копиями школьного аттестата и даже водительских прав – это было мое первое официальное оформление на работу, и я понятия не имел, что нужно.
А потом – выездная бригада. Сначала я дичился, как и любой новичок, попавший в спаянный долгой работой коллектив, где свои разговоры, свои интересы и свои порядки. Помню, на самом первом дежурстве, запуганный до крайней степени незнакомой и даже чуждой мне атмосферой, стиснув зубы и нахохлившись в углу комнаты отдыха, пообещал себе, что буду молчать всю работу, сидеть тихо, дышать беззвучно, и таким вот образом как-нибудь доработаю до осени.
Не получилось. Коллектив действительно попался интересный, тут мой друг оказался прав на сто процентов. И работа куда увлекательнее, чем разгрузка фуры с морожеными цыплятами на товарном дворе хладокомбината. Я отработал одну смену, отработал вторую, отработал третью – и тут неожиданно поймал себя на том, что уже с нетерпением жду четвертой. Было тяжело, куда деваться от этой суровой правды – лето, наплыв отдыхающих, курортный сезон, неизбежный подъем кривой кишечных инфекций, но эта тяжесть как-то скрадывалась тем, что после любого, даже самого выматывающего вызова можно было присесть на краешек скамьи (в центр пока что стеснялся), с удовольствием вытянуть гудящие от усталости ноги и открыть пошире уши, потому что кто-то уже из врачей, затягиваясь горьким дымом сигареты, азартно рассказывал подробности только что обслуженного вызова. А вот это я был готов слушать часами, и даже «сдергивание» нашей бригады на очередной вызов раздражало не потому, что впереди предстоит получасовая езда, подъем на этаж и жалобы больного человека, а только из огорчения, что история останется недослушанной.
Заразил меня друг. Лето закончилось, пришла осень, пятый курс и пора учебы. И я снова поймал себя на нетипичной для себя мысли, что изучение психологии уже не вызывает у меня прежнего интереса. Сидя на лекции и слушая очередные подробности о теориях личности и бихевиоризме, я вспоминал ночные вызовы, черную сопящую резину кислородной маски, шумное клокотание дыхания пациентки и просящий взгляд уже блекнущих глаз. После снятого отека легких этой ночью, первого в моей жизни, после часовой возни в заставленной до тесноты квартире, после дикой боли в спине (бабушку спускали с шестого этажа на одеяле, с носилками бы просто не развернулись), после тряски по дороге, когда одной рукой я держал маску на лице пациента (крепежные жгуты отсутствовали), другой – саму пациентку, после опустошающей, но приятной усталости, когда она была передана врачу стационара, после всего этого – вопросы многозначности определения понятия «личность» казались мне мелкими и скучными. Я открыто зевал, лекцию слушал вполуха и рисовал на последней странице тетради несущуюся с «мигалками» нашу санитарную «Газель»…
* * *
Меня предупреждали, и неоднократно, дошутишься, мол, но куда там! Ну, неинтересно мне в институте! Тем паче, что наш институт вскоре после моего поступления сменил и название, и преподавательский состав, и учить нас стали уже не практической психологии, а не пойми чему. Моя вина, но я частенько не ходил на лекции теперь, а дежурил на бригаде сутками. Так было и сегодня, когда пришел однокурсник Стас и порадовал меня, что злостных «непосещальщиков», в числе которых был и я, вызывает сегодня учебный совет – на разбор полетов. Суть данного разбора мне была понятна уже, без присутствия на нем: соберется коллегия маститых дядей и тетей и займется художественным разносом сникших под градом зловещих обещаний студентов. Нет, не хочу! Лучше доработаю смену.
- Андрюха, не гневи Бога, а? – угрюмо сказал Стас. – Мы там с тобой сегодня будем звездами программы, за неявку вообще вышвырнут. Пошли, чего уж там…
Куда мне было деваться? Отпросился у старшего врача, поехал в институт. Перед дверями деканата с потерянным видом бродили еще пятеро таких же счастливцев, как и я, все лицами демонстрировали всем любопытствующим разнообразие оттенков бледного цвета. Я постоял, прислушиваясь к шорохам за дверями: там рассаживался учебный совет. Слышны были негромкие голоса: «Ну что, всех сразу или по одному их будем запускать?». Кто-то, хмыкнув, солидным голосом ответил: «Давайте по одному». Ага, ну разумеется. Удовольствие же надо растянуть, да и пинать толпой одного куда удобнее.
И, разумеется, по всем канонам жанра и закону подлости, первым был я. Большая комната с зашарканным паркетом, столы, стоящие буквой «П», десять человек, смотрящих на меня так, словно я был мерзким насекомым в дорогом блюде. Мой руководитель дипломного проекта, захлебываясь, рассказывала мрачно кивающим начальникам, какой Шульгин разгильдяй, как он злостно уклоняется от бесконечных консультаций по поводу написания дипломной работы, не появляется на лекциях, не замаливает грехи и вообще не хочет учиться. Как такого земля носит? Во время этой страстной речи, то и дело разбавляемой негодующими репликами декана я стоял, дрожа от злости, и не знал, куда девать глаза. Возражать очень хотелось, но это было небезопасно, да и смысл этого? Здесь сейчас собрались все эти уважаемые люди вовсе не для того, чтобы выслушивать мои оправдания, их они за свою многолетнюю работу, полагаю, наслушались достаточно.
- Шульгин, значит, - зловеще изрекла заместитель проректора. – Ну-ну. Молодец, что скажу… Полгода до выпуска вас в качестве специалиста, а вы вот такое вот устраиваете.
- Да он мне уже за эти пять лет все нервы вымотал! – вставил декан, раздраженно выправляя манжеты из рукавов пиджака.
Я вяло удивился. До этого я учился только на «четыре – пять», а тут вот так вот оказывается, с первого курса я в раздолбаях хожу.
- А он еще и на лекции сегодня не был моей, - добавила керосина в огонь руководитель практики.
Пришлось выслушать порцию ненависти еще и за пропущенное занятие по психологии управления. Невосполнимая потеря, а как же! Ох, подмывало рассказать, что наша любезная Розалия Хакимовна в этой самой психологии менеджмента (слово она это с особым кайфом произносила как «мэнэджымент») соображает так же, как, пардон, свинья в апельсинах, а тот бред, который она нам гонит на лекциях ничто иное, как пересказ унылых статей про всякого рода биллов гейтсов и иже с ними, почерпнутых из развлекательных журнальчиков. Но я промолчал. В такие моменты молчание очень выручало, и я в полной мере воспользовался им, пока мое имя теребили, как терьер тряпку, обещая мне всяческие проблемы в учебе, личной жизни и вообще.
- Шульгин! – резюмировала, натешившись, зампроректора. – Может, отреагируете?
Я молча смотрел на нее. Это раздражало, и заместитель начала горячиться.
- Вы вообще как себя чувствуете?
- Нормально.
- Нормально? То есть, сейчас вы стоите тут перед нами, в полной мере сознаете, что вы уже одной ногой на отчислении – и вы себя чувствуете нормально?
- Может, мне порыдать для приличия? – сначала мне показалось, что это сказал кто-то другой. Но голос был мой. И произвел он вполне ожидаемый эффект.
- Шульгин! – рявкнул декан. – Вы хоть понимаете головенкой своей, что вы через несколько месяцев уже должны будете работать! И кем мы вас выпустим? А?
«Кем учили, тем и выпустите», хотелось дать злобную отповедь. Но я снова промолчал.
- Или вы уже не собираетесь работать в психологии?
- Не собираюсь.
Голос этот снова был мой. Я ошалел сам от себя и от своей храбрости. Или глупости. Ошалел и декан – вопрос-то был задан риторически, ответа не требовал. Тем более – такого.
- То… то есть как? Вы хотите сказать, что после того, как мы пять лет угробили, чтобы вырастить из вас специалиста… - он запнулся, обуреваемый то ли правдивым, то ли показным, но – гневом. – И вы не собираетесь работать?
- Нет, не собираюсь.
- Почему?
- Разочаровался.
Не помню, как я вышел из того кабинета, помню лишь, как прислонился к холодной стене коридора, прижавшись к ней пылающей щекой. Помню еще, как меня теребили за рукав ждущие экзекуции собратья по несчастью, требуя подробностей. Помню, как лупили по жестяному карнизу капли разошедшегося вдруг дождя, и слабый рокот грома где-то вдалеке. Помню какую-то странную легкость, не облегчение, нет, а именно легкость, словно мое тело и впрямь стало ватным, как борода Деда Мороза. Что-то такое испытывает, наверное, человек, который уже год ждал смертного приговора и, наконец, его услышал. Даже роковая, но это все равно – определенность.
- И что теперь, Андрюха? - тоскливо спросил мающийся Стас.
- Будем посмотреть, - задумчиво сказал я.
Дождь грохотал все сильнее.
* * *
- Ты рехнулся? – изумился Костя, мой напарник. – Нет, серьезно – рехнулся?
Я лишь зыркнул на него, не отвечая. Надоело уже. Каждый, кто слышал мои речи, реагировал именно так. И Костик, как я надеялся, будет счастливым исключением, ан нет – он точно так же выпучил глаза, словно я только что сообщил, что собираюсь дать обет безбрачия, совершить кастрацию тупым ножом и удалиться в монастырь для постящихся гермафродитов.
- Андрюха, ты что творишь вообще? Вроде бы парень не дурной, мозги твои где?
- Да при мне они, - не выдержал я. – Под волосами! Кость, хоть ты не зли, а?
Напарник раздраженно закурил очередную «Приму», наполнил салон санитарной машины зловонием дешевого табака. Как он эту дрянь смолит, да еще в количествах, которые не то что лошадь – кашалота угрохают, ума не приложу. Сегодня я для разнообразия работал в составе полной, следовательно – врачебной бригады, Константин перебрался из кабины в салон, и ему ничего не мешало трепать мне нервы всю дорогу до места вызова. Чем он с удовольствием и занимался, на правах старшего брата, которого у меня никогда не было.
- Да пойми ты, - обреченно начал уже осточертевшую тему я, - что не лежит душа у меня к этой психологии. Да и перспективы – какие? Детский сад, школа, центр реабилитации? Тесты, субтесты, графики, корреляции-компиляции? Не мое это! Не перебивай! Не мое это, говорю – сидеть и бумажками шуршать. Я не говорю, что эта работа неправильная или бесполезная, но мне она не по душе. А вот это все, - я широким жестом обвел еще мокрый после дезинфекционных натираний салон «Газели», - мне нравится. Так зачем я должен получать бесполезное образование и еще год учиться профессии, в которой я все равно работать не буду?
Напарник яростно затянулся так, что, казалось, дым повалил у него даже из ушей.
- Андрюха, ты одно пойми – эта работа неблагодарная. Благородная, может, не спорю, но неблагодарная и вредная. Ну, отработаешь десять лет, двадцать, тридцать, если повезет – а потом спишут тебя на берег с пиелонефритом, простатитом, гипертонией и инфарктом вдогонку. И ни одна б… - он осекся – врач Майя Игоревна Таганина (она же – Театр, в честь одноименного храма актерского искусства на Таганке) очень не любила матерной ругани, - никто тебя и не вспомнит завтра. На кой хрен она тебе нужна? Умный парень, с высшим образованием почти? Э?
- Плевать.
- Это тебе сейчас плевать, салага. Пока молодой и не огреб еще от выездной работы по самые уши. А когда в этом болоте завязнешь, не поплюешься особенно.
- Константин, а чего ж ты тут тогда плещешься, в болоте этом? – ехидно спросил я. – Вынырнул бы, да пошел куда в другое место.
Остатки сигареты полетели в окно. Туда же – и непременный плевок, завершающий каждый акт курения этой гадости.
- А мне уже поздно, - угрюмо ответил напарник. – Восемнадцать лет на «скорой» - это тебе не с крыши…
- Мальчики, готовы? – раздалось из кабины. – Подъезжаем.
- Готовы, - отрывисто отозвался Костя, доставая из кармана робы две пары перчаток. Одну он перекинул мне на колени, вторую с особым шиком (я в очередной раз крякнул от зависти) натянул на руки двумя отработанными движениями, звонко шлепнув латексом по коже запястий. Разумеется, я с ними возился не меньше двух минут, пока мои пальцы, словно издеваясь, лезли не в свои отделения. Когда я все же закончил, ворчуна Кости уже не было – передо мной сидел Константин Марков, фельдшер высшей категории, двенадцать лет отработавший на бригаде реанимации. Уж не знаю, когда он успел открыть и переворошить укладку, но мне в руки сразу впихнулись четыре бинта, четыре же стерильные салфетки и венозный жгут. В его карманах, это я знал точно, уже готовы к бою были периферические катетеры, ножницы, фонарик, упаковка ампул с адреналином, кроостанавливающий зажим и Бог знает что еще.
- Кислород, кардиограф, - коротко бросил он, перегибаясь за носилки и выволакивая дерматиновую сумку, где хранился мешок Амбу.
Над головами у нас несколько раз тревожно взвыла и потухла на тянущей тягостной ноте сирена, разгоняя мельтешащих в окнах людей. Машина сбавила скорость.
Я рванул ящик шкафа за носилками, извлекая оттуда брезентовый мешок с кислородным ингалятором и шитую-перешитую матерчатую сумку с насмерть сорванной, болтающейся на нитках, «молнией», где хранился бригадный кардиограф.
- Ребята, на выход, - раздалось из кабины. Хлопнула дверца.
Мы выпрыгнули из «Газели», нагруженные сумками, чехлами и укладками. Гомонящая толпа обступила нас, подталкивая, подпихивая, давя своей безразмерной, пахнущей потом, тушей.
- Живо!!
- «Скорая»! Ваш-шу драную мать! Где они?
- Да пропустите врачей!
- Куда? Куда прешь, ё?
- Разойдитесь, кому говорю!
Место вызова – 2-я объездная дорога, улица Транспортная, место, где часть той самой дороги год назад, после особо яростного осеннего дождя злорадно просела вниз, образовав осыпь высотой метров пятнадцать и обвалив дорожное полотно почти наполовину. Ремонтные работы, не прошло и десяти месяцев, были в самом ходу, когда склон снова подвел, ответив на полуторанедельные ливни образованием небольшой, но подлой селевой рытвины, опрокинувшей уже стоящие в два ряда габионные корзины и средних размеров ковшовый экскаватор. Последний упал очень неудачно.
- С-сука, - процедил Костя.
Мужчина, как видно было сразу же, был плох. Бледный, безучастный ко всему, в том числе – и к нашему приезду, он лежал в жидкой грязи, прикрытый от моросящего дождя чьй-то строительной курткой, с нашитыми на ней люминесцентными полосами и белыми буквами «Трансдорстрой-11». Экскаваторный ковш, который так неудачно придавил его ногу, был отвален в сторону, и трое рабочих в таких же куртках, опираясь на заляпанные грязью ломы, стояли рядом.
- Вот, доктора, придавило его, - сказал один из них. – Убрали ковша, лечите. Пока вас дожд…
- Долбоебы, - злобно выплюнул мой напарник.
Врач, дернув щекой, присела на корточки возле пациента.
- Давно ковш убрали?
- А?
- Ковш когда убрали?
- Ну, минут пять… Не, десять… - ответил тот же, что нас приветствовал, визуально ошарашенный Костиными словами.
Костя больно пихнул меня в бок:
- Жгут!
Я, рассыпая то, что лежало в кармане, торопливо размотал резиновую трубку жгута, рухнул на колени прямо в раскисшую от дождя землю. Нога пациента в форменных брюках, заляпанных грязью и белыми пятнами цемента, была неправдоподобно тяжелой, неповоротливой и на ощупь твердой, как полено. Сопя, я приподнял ее, пропуская жгут снизу, и принялся неумело затягивать его сверху: жгут затягиваться не желал, расползаясь сразу же после того, как я отпускал его концы. Каюсь, жгуты мне еще накладывать не приходилось. Может, там узел какой-то особый? Костю я трогать не рискнул, он как раз, введя катетер в локтевую вену пострадавшего, уже присоединял к нему шприц с промедолом. Майя, хмурясь, сгорбилась над второй рукой лежащего, в ушах у нее были дужки фонендоскопа.
- Низкое, - бросила она. – Глюкозу в систему и пошустрее.
- Андрей, - не оглядываясь, бросил Костя.
Отчаявшись, я мотнул головой двум работягам, что стояли ближе всех ко мне.
- Парни, помогите, а?
- Давай, - с готовностью произнес один. – Чего делать?
- Вот, ты ногу ему приподними, а ты жгут натяни и держи покрепче.
- Нахрена? – поинтересовался второй, послушно хватаясь за концы жгута. – Только ж с него тяжесть сняли, опять, что ли, давить?
- Делай, что говорят, - рявкнул мой напарник.
Я, горя щеками, раскрыл терапевтическую укладку. Перед глазами все мельтешило, сливалось, путалось, хотя каждый предмет я здесь лично перекладывал не далее, как утром – Костя меня каждую смену заставлял перебирать содержимое ящика, даже если уходящая смена божилась, что расхода медикаментов не было. «Тебе работать», - наставительно говорил он. «Как там до тебя работали другие, ты не знаешь, и если чего-то в ответственный момент не досчитаешься, кроме как с себя, ни с кого спросить не сможешь. Учти». Я учитывал, и каждое утро добросовестно перебирал туго упиханные в оранжевое нутро укладки бинты, салфетки, системы, перчатки, картонные коробочки с лекарственными растворами, стянутые резинками упаковки с шприцами, вчитывался в синие надписи на ампулах… Вот только сейчас у меня было ощущение, что я это все вижу в первый раз, и я лишь бестолково шарил между крафт-пакетами, коробками, пластиковыми упаковками, не находя того, что нужно.
Где-то вдали гулко громыхнуло, налетел порыв ветра, и холодные капли дождя замолотили по моей спине. Словно сквозь вату, я слышал, как громко, то и дело срываясь на мат, переговариваются рабочие, как яростно шелестит ветвями, сдирая с себя остатки листвы, растущий неподалеку тополь, как сипло, неровно, нехорошо дышит лежащий перед нами на земле человек.
- Андрей, - раздалось над ухом. Негромко, щадя. – Растерялся?
- Да…
- Систему достань.
Слово «система» сразу привело мои пальцы в движение – какого дьявола, да вот же они, в полиэтиленовом пакете, втиснуты в боковой кармашек, сам же утром и вкладывал туда.
- Теперь глюкозу, - все так же негромко продолжал Костя.
Узкое горлышко стеклянного флакона с металлическим набалдашником.
- Дальше справишься?
Я кивнул, сдирая металлическую защиту с крышки. И, правда, стоило только намекнуть на последовательность действий – все стало четким и логичным: снять колпачок с заборной иглы, проткнуть ей резину крышки флакона, несколько раз сдавить капельную камеру, наполняя ее до половины прозрачной жидкостью, открыть ролик зажима, спуская воздух из пластиковой трубки, одеть иглу на наконечник… хотя на черта она там, когда катетер стоит…
- Ставь, - произнес Костя. Телепат, честное слово – он сидел спиной, разрезал ножницами брючину и не видел, что я закончил. Впрочем, я не удивлюсь, если за все эти годы работы он научился просчитывать все, вплоть до времени возни салаги с капельницей…
Машина неслась по дороге, привычно завывая сиреной. Пациент лежал на носилках, неподвижный, бледный, с зафиксированной шинами туго спеленатой бинтами ногой. Над головой у него болтался уже заканчивающийся флакон глюкозы и следующий за ним пластиковый пакет с полиглюкином.
- Доволен? – ехидно спросил Костя, глазами указывая на мои измазанные землей колени.
Я перевел взгляд с грязевых пятен на форме на пострадавшего. Дышит, жив, даже цвет лица стал чуть-чуть, но лучше.
- Доволен.
- Дурак ты… - вздохнул напарник. – Ладно, за системой следи.
* * *
(Произведение в процессе написания, будет дополнятся, исправляться и перерабатываться. Замечания и критика приветствуются).
Олег Врайтов 2012
danko843
|
Спасибо большое за данную статью-очень интересно и познавательно!Я сам после четырех лет скитаний в торговле наконец то смог вернуться в медицину и не куда нибудь,а именно на скорую помощь!Так что придется начинать все с нуля и осваивать азы фельдшерской специальности по новому.К слову,после медучилища три года проработал в хирургическом отделении ЦРБ и эта работа мне очень часто снилась по ночам во время моих скитаний в торговле.Наконец-то я понял,что дальше без медицины я жить не могу и вот с 1 декабря выхожу на скорую и если честно очень боюсь! |
dok4141
|
Супер!Олег,молодец!Прочел с удовольствием,дерзай.пиши дальше,будем ждать! |
markmayorov
|
Как всегда, ёмко и сильно. С нетерпением жду продолжения. |
Олег_Врайтов
|
Буду стараться, друзья. Честно скажу, тяжело писать о "скорой помощи", не работая на "скорой помощи", но - что получится, то получится. |
Олег_Врайтов
|
Буду стараться, друзья. Честно скажу, тяжело писать о "скорой помощи", не работая на "скорой помощи", но - что получится, то получится. |
Caltcoff
|
Купил книгу, с нетерпением жду еще.. Дерзай,Олег вся подстанция ждет! |
marusia
|
КЛАСС!!! |
LevinaE
|
Да, скорая - это уже стиль жизни. От этого никуда не деться... |
Наталья Буцкая
|
Прочитала на одном дыхании, очень интересно,буду ждать продолжения! |
oven-vlz
|
Спасибо! |
ОКОД
| ||
Что касается совещания в институте, то, блин, пожалеет ещё главгерой. Земля круглая, а преподаватели в его разочаровании не виноваты. Тем более, так понимаю, на Скорую Помощь ему надо переучиваться. | ||
linux-lynx
|
Как всегда отлично! Жду продолжения |
comandos
|
полностью согласен. |
crossovsky
|
Я дико извиняюсь, не посчитайте за граммарнаци, но за первое слово взгляд зацепился - уважаемый товарищ Олег, вы мягкий знак или на твёрдый замените, или уберите. Или это специально? )) |
Олег_Врайтов
|
Не я выкладывал. :) Но тоже заметил. |
Dmitriy
|
Красно написано. Большое спасибо от фельдшера смежной службы (подразделения детской поликлиники в учебном заведении). Ведь кому как не нам смежникам приходится встречаться с вами чаще всего. ;) |
nvkz86
|
молодец))))Прочитал с удовольствием)))) |
kspshnik
|
Отлично! |
irka
|
офигенно, если честно! Я тоже пробовала писать, но все время срываюсь на фэнтези, хотя и в работе СМП и так много непонятного и порой загадочного))) однако, мне до вас все же далеко, как мне кажется)) Большое спасибо за ваши рассказы)) |