Дорофеев закинул карточку в окошко диспетчерской, доложился:
  -- Тринадцатая - дома! - и тут же потребовал, - Мы хотим есть!
  -- Кто это - мы? - спросили из окошка диспетчерской.
  -- Мы - это я, водитель и стажер, - объяснил Дорофеев. - Уже все сроки вышли, четвертый час. Давай обед!
  -- В городе или на подстанции?
  -- На подстанции, - ответил Володя, удаляясь в сторону кухни.
   Пока он шел по коридору, делал два поворота... селектор разнес: "Тринадцатая, пятнадцать двадцать - обед!".
   В кухне у плиты суетилась Татьяна, а за столами расположилась бригада интенсивной терапии (реанимации), сокращенно - БИТ. Их так и называли - Биты или ласково - биточки.
   Биты сыто смотрели голодную тринадцатую бригаду. Дорофеев, вывалил на раскаленную сковородку молодую отварную картошечку, пару котлет, приличный кус сливочного масла. Татьяна сюда же подсунула куриную ножку и высыпала горсточку отварной цветной капусты. Дорофеев критично оценил ее рацион, заметил:
  -- Фигуру блюдешь?
  -- Блюду, - ответила Татьяна.
  -- Это хорошо, - задумчиво резюмировал фельдшер Дорофеев. И выглянув в столовую с кухни, спросил Битов: - Ну что, много сегодня оживили?
   Доктору было лень отвечать на подначку, он махнул рукой и ответил:
  -- Сегодня тихо, но я слышал - ты отличился?
  -- Да уж, пришлось постараться.
  -- Кому сдал?
  -- Пирогову с соседней подстанции.
  -- Вот халявщики, - всплеснул руками доктор БИТ, - везет людям! А где ж мы то были?
  -- Бронхостатус купировали, - откликнулся фельдшер БИТ, - тоже небось не ноздрями мух давили...
   Дорофеев промолчал. Купировать бронхостатус - или правильнее, тяжелое осложнение бронхиальной астмы - астматический статус, когда спазм бронхов не удается снять практическими никакими обычными препаратами - бронхолитиками - это тоже очень серьезно, не менее чем реанимировать человека в клинической смерти.
   В столовую вошла, неся две тарелки с едой, Татьяна. Доктор БИТ оживился.
  -- Э! Да ты не один! И где таких красавиц выдают?
   Татьяна покраснела. Но руки заняты, и она только и смогла что фыркнуть вверх, чтоб сдуть со лба мешающую челку.
  -- Там больше нет, - отрезал Дорофеев. - Лучших девушек, на лучшие бригады!
  -- Володя, а где вилки взять?
  -- Нет! А голос! - Доктор Бит восхищенно причмокнул губками, - не говорит - поет! "Володя, а где вилки взять?"
   И селектора донеслось:
  -- Восьмая бригада - вызов! БИТ - у вас вызов!
   Татьяна растерялась и стояла возле стола совершенно пунцовая. Дорофеев вступился за нее.
  -- Ну что сидите!? Не слышали - у вас вызов! Проваливайте, не смущайте девушку.
   Доктор БИТ, проходя мимо Татьяны, сказал:
  -- Ничего, ничего... Нынче краснеть не всем дано... Это редкое качество.
  -- Редкое, редкое... Мы ширпотреба не держим...- провожал Битов из столовой Дорофеев, - езжайте, не портьте аппетит!
  -- Хороший аппетит комплиментом не испортишь, - уже выходя, резюмировал фельдшер БИТ.
   Дорофеев положил на стол две алюминиевые вилки с кривыми зубьями, когда-то еще свистнутые в столовой, может, даже в той же злополучной "Ласточке"... На отдельной тарелочке нарезал перочинным ножом два малосольных огурца.
  -- Садись, ешь! Осталось пятнадцать минут!
   Татьяна ела осторожно... медленно, казалось заставляет себя, прожевывать и глотать...
  -- Ну, что ты? - заметил ее состояние Володя.
  -- Ничего, - Татьяна смотрела в тарелку.
  -- Не обращай внимания... - Дорофеев остановился, чтоб не сморозить глупость, типа "Врут они все!".
  -- Я не обращаю.
  -- Ну и правильно. В конце, концов, - Его вдруг понесло, - На правду не обижаются.
   Татьяна не удержалась и хихикнула в тарелку.
   Дорофеев успокоился.
  -- Ну и правильно. Хотя я не понял, а чего я смешного сказал?
  -- Да, нет, ничего, - Татьяна улыбнулась, - это я не над твоими словами.
   Дорофеев решил замять тему.
   Они поели, уложились тютелька в тютельку, и ждали пока остынет чай, Володя катал в ладонях горячую кружку, переливал из горячей в холодную, потом поставил кружку в ковш с холодной водой.
  -- Водяная антибаня!
   Но не суждено было Дорофееву попить чая после обеда.
  -- Тринадцатая бригада! У вас вызов! Фельдшер Дорофеев - у вас вызов!
  -- Вот зараза! Ведь не уймется, пока карточку на возьму! Тань, сходи - забери. Я еще чуток постужу.
   Татьяна ушла. Вернулась через минуту с карточкой в руках.
  -- Ну и что там?
  -- Мужчина пятьдесят лет, "плохо гипертонику".
  -- Ага. Ясно, ну, иди, Сергеичу скажи, и ждите меня у машины.
   Попить чаю! Надо сделать всего -то пару глотков, крепкой заварки, чтоб картошка с котлетами равномернее улеглись в желудке. Но чай все никак не остывал. Однажды Дорофеев так же, спеша, хлебнул "горяченького" чаю и обжег пищевод. С тех пор ничего горячего ни пить ни есть не мог.
   Он так и отнес кружку в свой шкафчик. Не судьба. Придется выпить уже холодный после вызова.
  
   В машине Володя спросил:
  -- Ну что, Татьян, будешь за главного на вызове?
   Во как! Ну что ж, все-таки не зря она уже две недели каждый день работает на скорой? Надо накопленный опыт претворять в практику.
  -- Я попробую, - ответила она.
  -- Попробуй дать мне баллон с закисью. - сказал Дорофеев.
   Татьяна полезла в деревянный ящик рядом с носилками, достала баллон с закисью азота и протянула Володе.
  -- На.
  -- Я просил попробовать дать, а ты даешь.
  -- Я не понимаю, - растерянно сказала Татьяна.
  -- Ну что тут непонятного. Я тебе сказал "попробуй дать", а ты даешь.
   Татьяна недоуменно смотрела на Дорофеева.
  -- Я не понимаю, - снова сказала она. - Чего тебе надо?
  -- Мне надо, чтобы ты попробовала дать мне баллон с закисью.
  -- Ну я попробовала и даю. - разозлилась она.
  -- Нет, ты мне просто даешь. А ты только попробуй. - серьезно сказал Дорофеев.
  -- Это невозможно, - сказала Татьяна, - я или даю или не даю..
  -- А почему ты думаешь, что можно попробовать осматривать больного? Ты или уверенно осматриваешь его, или он с порога видит твою нерешительность и ты для него никто! Поняла?
  -- Поняла.
  -- Будешь пробовать, или смотреть?
  -- Буду смотреть.
  -- Ну, пошли.
   Дверь им открыла старушка, лет под восемьдесят, но крепенькая. Стоит прямо, смотрит ясно, хоть и дома, но в косынке. Дорофеев посторонился, пропуская вперед "доктора" -Татьяну. Они поздоровались. Старушка ответила:
  -- Спаси, Господи! Приехали. Проходите.
   Дорофеев окинул квартиру взглядом, увидел образ "Спаса нерукотворного", перекрестился. Татьяна судорожно сжимая фонендоскоп, прошла в комнату.
  
   На неприбранной кровати сидел тучный дядька, лохматый, мутноглазый какой-то. Часто дышал и чесался. Скребся он самозабвенно. Скоблил запястья, шею, подмышки, пах, уши, снова запястья и локтевые сгибы...
  -- Что вас беспокоит? - Спросила Татьяна.
  -- На фонтане у руля... наливаю, крепкое боржом не пить, а язык... жуть, - сообщил больной.
   Дорофеев подозрительно смотрел на больного, принюхивался. Потом наклонился к старушке, спросил в полголоса:
  -- Он не пил?
   Старушка, махнула рукой.
  -- Что вы! Он совсем не пьет. Он - гипертоник. Давление скачет! Участковый замучился совсем. Что ни назначит, не помогает! Или давление туда - сюда!
   Татьяна, поняв, что от больного ничего путного не добьется, стала осматривать. Измерила давление, послушала легкие, оттянула веки и посмотрела в глаза, потребовала показать язык. Больной высунул кончик малинового языка и сказал:
  -- Бе-бе-бе... Бяшка, дура! В бульоне булькают бульонки! - Выдал он новую "народную мудрость".
  -- Мне надо руки помыть, - сказала Татьяна, обращаясь к старушке.
  -- А пойдемте, доктор! - та повела "доктора" в ванную, повесила на крючок хрустящее вафельное полотенце. Татьяна пустила воду, и попросила:
  -- Фельдшера позовите, пожалуйста!
   Дорофеев втиснулся в маленькую комнатку, навис над Татьяной.
  -- Володя, я не знаю, что с ним. Давление - сто пятьдесят на сто, пульс под сотню, чешется непрерывно, язык сухой. И чушь несет...
  -- А чем от него пахнет? - спросил Дорофеев, - Запах чувствуешь?
  -- Не могу понять. Чем-то приторным... и химический какой-то запах....
  -- Ну, на что похоже?
   Татьяна перебирала в уме все возможное. Наконец, сказала:
  -- Наверное, это бред, но пахнет жидкостью для снятия лака.
  -- Совсем, даже не бред! Ацетон - а когда у нас больной пахнет ацетоном?
  -- При диабетической коме...
  -- Вот! Правильнее - гипергликемической. Ну до комы тут дело еще не дошло, но она не за горами. Пошли лечить.
   В коридорчике им встретилась старушка с большой кружкой холодной воды. Увидела Татьяну, пробормотала:
  -- Пьет и пьет... пьет и бегает... - Татьяна переглянулась с Дорофеевым. Тот остановил женщину.
  -- Попросите его помочиться в баночку. Нам надо посмотреть - какая моча?
   Пока старушка разговаривала с сыном, Дорофеев наклонился к Тане и прошептал:
  -- Спроси, есть ли у них активированный уголь, и назначь выпить сейчас же и еще заставь его выпить раствор соды, сделай покрепче, столовую ложку на пол-литра воды. Поняла?
  -- Поняла.
  -- Действуй. Я пока место на него запрошу. Надо везти в больницу.
   Дорофеев дозванивался до диспетчера, запрашивал место, слышал как Татьяна уверенным голоском отдает распоряжения. Диспетчер сообщила номер больницы. К Дорофееву подошла старушка и протянула банку с мочой. Из банки поднимался знакомый запах "жидкости для снятия лака".
   На кухне фельдшер аккуратно плеснул несколько капель на линолеум из банки. Подождал минутку и наступил. Когда отрывал кроссовок от пола, линолеум чвакнул. Дорофеев еще пару раз почвакал, и заключил:
  -- Не моча - сироп!
   Татьяна вышла в кухню и негромко доложилась:
  -- Он проглотил двадцать таблеток активированного угля и выпил пол-литра содового раствора.
  -- Хорошо. Ты про госпитализацию им сказала?
  -- Да. Старушка хлопочет, собирает его. А он пока невменяемый, но послушный. Что говоришь, то он и делает. Но дурашливый какой-то.
  -- Это ацетон. Точнее - кетоацидоз. Ничего, ему сейчас полегче станет.
   В машине Дорофеев сел в салон, а Татьяну посадил на переднее место. Мужчина в дороге, немного изменился. Дурашливость прошла. Он по прежнему бешено чесался и жаловался, что "Все зудит!", Дорофеев его успокаивал, увещевал, что, мол, надо потерпеть, сейчас начнут лечение и через день, от силы, два, все прекратиться.
   По дороге на подстанцию, Татьяна высунулась в окошко и спросила:
  -- Я поняла, зачем уголь и сода, но мне не ясно, почему мы не стали ему делать инсулин? Ведь ему сразу стало бы легче. Так?
  -- Сколько и как инсулин расщепляет глюкозу? - задал встречный вопрос Дорофеев.
   Татьяна порылась в памяти.
  -- Кажется, так - одна единица инсулина расщепляет 4 грамма глюкозы.
  -- Верно! А какой у него был сахар крови?
  -- Я не знаю.
  -- А как же ты собиралась колоть инсулин? В слепую? Авось поможет?
  -- Ну, не знаю, можно же ввести не полную дозу, а немного, шесть или восемь единиц... Ему сразу стало б легче.
  -- В общем, если проблема с госпитализацией, и ситуация обостряется и выходит из-под контроля, ты так и можешь делать. Сначала шесть единиц, потом еще шесть,. А уж потом, везти. Но если пациент еще не в коме, лучше его отвезти таким, какой он есть.
   Комментарий специалиста: В описанной ситуации - диабет впервые выявленный. Больной и его мама не подозревали об этом заболевании. И пока не произошла гипергликемическая атака, не спохватились. Ситуация не редкая, даже у тех, кто знает о своем заболевании. Особенно возможно развитие гипергликемии у недисциплинированных больных сахарным диабетом второго типа. Или как его еще называют "диабета пожилых и полных". Применение активированного угля снижает концентрапцию ацетона в крови, а содовый раствор, немного погасит кислотность (ацидоз), развивающуюся из-за того же ацетона.