Ночь даже, если не спишь, крадет время. А если таких ночей выпадает на долю человека не одну сотню, то он сгорает свечей. Оставляя после себя лишь жалкий огарок и струйку сизого дымка растворяющегося в спертом воздухе комнаты под названием жизнь.


Мне наверно не дано понять каким ветром меня занесло в медицину, и почему я так привязался к этому делу. Я всегда плыл по течению жизни, боясь свернуть или начать бороться с судьбой, наверно так и должно было случиться, наверно это и есть мое место в жизни. Те же воды судьбы занесли меня в отделение скорой помощи маленького сибирского городка, да так и оставили на песчаной отмели этой маленькой и не спокойной бухты, которая на годы стала моей пристанью.

Машина белым айсбергом скользила по темным улицам, отблески наших маяков плясали на деревьях, не многочисленные прохожие провожали нас взглядом. Я рассеянно глядел в окно и курил – это помогало справиться с чувством голода. Уже третий час ночи, а вызова все поступают и поступают. Водитель – пожилой слегка лысеющий мужчина, которого все звали просто Михалыч, остервенело, вцепился в баранку и петлял по узким улицам, срезая путь уютными спящими двориками.  

В карте вызова, которую мне дала сонный диспетчер, значилось «Обострение эндогенного заболевания», а если попросту на вызове меня ждал очередной шизофреник, возможно и буйный, возможно и просто пугающе себя ведущий. Порой родственники таких людей затягивают с лечением или совсем отгораживаются от родного человека, и в итоге они получаю классического дедушку облучаемого соседями, девушку, которую преследуют голоса с настойчивыми требованиями что–то сделать или набожную бабушку вышедшую на канал прямой связи с богом. Вариантов в этом деле столько же, сколько и пациентов, как говориться каждый сходит с ума по-своему.

Мы нырнули в очередной дворик и Михалыч начал пристально всматриваться в номера квартир над подъездами.

- Приехали – буркнул он закуривая. – Ты там по аккуратней, а то мало ли, что.

Я кивнул и, взяв сумку, пошел в подъезд, криков и шума слышно не было, значит, не буянит. Это уже хорошо. Вообще – то на вызова не ездят по одному, тем более на такие, но людей катастрофически не хватает и приходится справляться со всем одному. По началу это пугает, но потом привыкаешь к самостоятельности, и коллега за плечом начинает просто раздражать.

Я позвонил в квартиру, но за дверью была тишина, я вдавил кнопку еще пару раз с таким же результатом. В голове мелькнула не приятная картина: здоровенный амбал с топором притаившейся у двери и трупы родственников на полу. Я улыбнулся своей мысли и толкнул дверь, на всякий случай, выставляя перед собой сумку. В квартире тишина и темень, лишь битое стекло похрустывающее сотней осколков под ногами. Я пошел в глубь квартиры, ожидая уже чего угодно.

- Доктор – тихий шепот из угла спальни заставил меня вздрогнуть. – Доктор, помогите.

- Что случилось – я невольно перешел на шепот.

- Зеркало доктор, пожалуйста, уберите его. Скорей!

Я нащупал на стене выключатель, вспыхнула лампочка и я, наконец, смог рассмотреть своего пациента. Не молодой уже мужчина с благородной проседью на висках сидел, зажавшись в угол, мелко трясясь всем телом,  обливаясь холодным потом и как завороженный, смотрел в зеркало на стене. В глазах был не поддельный страх.

- Мужчина, что у вас случилось, что беспокоит?

- Зеркало доктор, зеркало в нем я, но это не я. Это нечто другое, это то, что не должно быть мной. Скорее уберите его!

Это уже нечто новенькое, с подобным мне еще не приходилось встречаться. Видимо это были, какие – то зрительные галлюцинации, направленные на восприятие собственной личности.

Мужчина в углу заскулил и начал судорожно ощупывать свое лицо и корежиться в очередном приступе страха. Я поспешил накинуть на зеркало покрывало.

Мужчина облегченно вздохнул, оторвал руки от лица и расслабившись все телом сполз на пол бормоча нечто благодарственное и заплакал.

Никакой агрессии, никакой истерии. Мужчина, с какой – то обреченностью дал измерить мне давление и сделать инъекцию, безропотно проследовал со мной в машину. И только единожды вздрогнул всем телом, проходя мимо зеркала бокового вида. Всю дорогу до приемного отделения я не сводил с него взгляд. Мужчина, как мужчина, на вид интеллигентный и без характерного нездорового блеска в глазах и только руки выдавали его внутреннее состояние – до побелевших костяшек пальцы  впивались в подлокотники.

Старая газелька урча въехала на пандус приемного отделения и мы вышли. Отделение встретило нас полумраком и тишиной. Все спали, привычное зрелище в такое время, но все-таки беспорядок. Больной плюхнулся на кушетку, а я пристроился за заваленным картами письменным столом. Я набрал номер ординаторской пограничного отделения и вызвал доктора. Скучающий взгляд блуждал по стенам и наткнулся на зеркало, висящее над умывальником. По телу пробежали мурашки, а по спине предательски побежала струйка пота. А ведь там не я! Внешне и не отличишь, но, тем не менее, предо мной был некто другой. Это ощущалось инстинктивно. Этот некто было за пределами моего «Я», что – то противоестественное и не логичное смотрело на меня из зеркала. Отражение люто ненавидело меня, его злость накатывала, на меня волнами и обжигало. Он медленно поднял руку и стал ощупывать лицо, я поймал себя на том, что повторяю то же самое. Будто отражение это я. Рука нащупала на столе стакан и с силой швырнула в зеркало. Оно разбилось, а я обливаясь потом откинулся на спинку стула. На меня косился пациент.

- Не смотри в них – прошептал он.

- Что тут происходит? – в приемник вошел доктор.

- Да вот пациент буянит – выдохнул я.