— А я говорю тебе, профсоюз московской скорой не дееспособен! Я была профоргом в своем городе, и у нас эта организация действительно людям помогала.
— Тань, хватит, пожалуйста. Ты понимаешь, что я воспринимаю ваши наезды на профсоюз как личное оскорбление. Если можешь посоветовать что-то по делу, валяй. Я с удовольствием выслушаю и приму к сведению. Но от того, что вы все бесконечно хаете тех, кто как минимум проводит ваш любимый турслет, ситуация в лучшую сторону не изменится.
— 119, вызов, 119, — голос диспетчера, отталкивающийся от динамика селектора, эхом прервал нашу перепалку.
— Сорок лет, живот болит, в Капотне, — пока мы шли в машину, задача прилетела на планшет вслед за голосовым призывом. Я негодовала. Точнее сказать, злилась. С тех пор, как вышло так, что я приняла нештатно-общественную должность профгрупорга подстанции, Таня была далеко не единственной, от кого пришлось выслушивать, мягко говоря, неприятные вещи о профсоюзе. В лифт зашли молча. Я знала, что следует оставить отвратительную дискуссию и сосредоточиться на работе. «Господи, дай мне сил и спокойствия».
На девятом этаже дверь в нужную квартиру представилась деревянно-обшарпанной. Внутри было на удивление чисто, но каждую из трех комнат наполняло большое количество спальных мест. По жесту поджарого мужчины мы прошли в дальнее помещение. Без лишних объяснений я сделала вывод, что квартира работает хостелом для рабочих МНПЗ , часто приезжих, и вахтовых.
— Что случилось, рассказывайте.
— Живот болит и третий день стула нет. Но я и не ем толком ничего, аппетита нет.
— Где именно болит живот, выше пупка?
— Нет, вот здесь, — больной показывал на область в самом низу живота справа. Обычно мужчин в этом месте тревожат движущиеся из почек камни.
— Понятно, ноги согните в коленях, пожалуйста, и пока уберите подушку.
— Здесь больно? — я начала пальпацию с небеспокоющей стороны, слева.
— Нет. Аа-а-ай, — когда поднялась вверх в эпигастрию , больной поморщился от боли. Живот был действительно напряжен. Незначительно, но определенно. В связи с болью в эпигастрии отвлеклись на ЭКГ . Без патологии. При ректальном осмотре норм. Температура 37,2. Таня сидела у входа и задумчиво наблюдала за моими действиями.
— Так. Давайте еще раз. Тошноты, рвоты не было? По животу не получали, не падали? Раньше так никогда не болело?
— Нет.
— Аппендицит не вырезали?
— Нет, нет.
— Так больно? — я натянула на живот майку и штрихообразными движениями несколько раз провела рукой сверху вниз.
— Чувствительно.
— Повернитесь на левый бок, ноги к животу. Так. Что-то меняется?
— Не могу сказать, что больно, неприятно.
— Хорошо. Теперь спиной ко мне.
— А-а-а, вот так больно, — мужчина среагировал на поколачивания по правой поясничной области.
— Как мочитесь? Не затруднено, не болезненно? — пошла дифференциальная диагностика аппендицита и почечной колики.
— Нормально абсолютно, как обычно.
— Так… скажите, а было такое, что живот болел вот здесь сверху, по центру, а потом боль вправо ушла?
— Сложно сказать. У меня после того, как вы потрогали, уже везде болит.
— Окей. Давайте крайний симптом посмотрим и больше не будем вас мучить. Нужно встать на носочки. Да, вот так. Чуть дальше от кровати отойдите, пожалуйста. И теперь надо весь вес своего тела как бы на пяточки уронить, — я продемонстрировала движение, и больной повторил.
— Ух ты… — а дальше мужчина смачно выругался, — простите. Больно очень.
Я посмотрела на рыжую красавицу Татьяну. От брани по поводу профсоюза не осталось и следа. Наши чуйки сплелись воедино, и без лишних обсуждений мы приняли решение о госпитализации больного с редко подтверждающимся диагнозом «острый аппендицит».
— Слушайте, больно очень, сил нет. Может, укол какой?
— Нельзя! — в один голос выпалили мы с рыжей. — Клиническую картину сломаете.
— Кстати, вы обезболивающее не принимали до нас?
— Нурофен ночью. — Мы переглянулись еще раз. Та самая картина на фоне обезбола уже смотрелась как сквозь тусклое стекло .
— Как же больно, — мужчина то присаживался на колени, то ходил из угла в угол. Беспокойное поведение, характерное для почечной колики.
— Может, вторым диагнозом? — Танька посмотрела на меня в поисках одобрения.
— Я бы так и сделала. ХЗ, что здесь на самом деле.
Когда ответственная по бригаде запрашивала место, а я, размахивая руками, объясняла мучающемуся, как опасно сейчас применять обезболивание, в комнате нарисовалась группа поддержки. Один из двух высоких мужчин смерил меня оценивающим взглядом и промурчал:
— Вы прекрасны.
— Спасибо, конечно, — я нахмурилась. В такие моменты стараюсь быть твердой, чтобы не провоцировать мужчин, не давать повод. — Но нам помощь нужна. Проводите его вниз?
— Конечно.
— Замечательно, тогда вперед.
В машине больной продолжал метаться.
— Точно почки.
— Точно, да не точно. Сейчас приедем, пусть разбираются.
— Аппендицит, значит? Уверены? — в приемном отделении крупный хирург восточного происхождения насупил широкие брови.
— Не уверены, но похоже, — снова в один голос заметили мы с Татьяной.
— Думаю, урологам достанется, — констатировал богатырь и ушел.
По традиции, на следующей же смене я написала больному на предварительно сохраненный номер телефона. Через час пришел ответ: «Здравствуйте. Аппендицит. Прооперировали. Спасибо вам большое».
— Йе-е-ес! — когда рассказала Танюшке, мы по-братски «дали пять» друг другу. — Вот что значит бригада. А на счет профсоюза, Юль, не обижайся. Я тебе накидаю идей. Только сразу меня не бей, пожалуйста.
Аппендицит — это заболевание-хамелеон. Он проявляется очень разнообразной клиникой. Боль может быть даже слева, при соответствующем анатомическом расположении. Развивается и созревает негодник от нескольких часов до нескольких недель. Иногда прячется от УЗИ и удивляет хирургов при непосредственной встрече. С другой стороны, не очень объективно любую, зачастую функциональную, боль в животе принимать за аппендицит. Золотую середину верности догоспитальной диагностики может вывести только внутренний навигатор. Голос совести, помноженный на глубокую интуицию.