Неприятные неожиданности
Пропофол.
На скорой помощи есть такое понятие «карма». Она «хорошая», если медработник не часто притягивает к себе комы и реанимации. Если происходит наоборот, коллеги начинают смеяться: «Ну, это ты где-то нагрешила. Надо карму чистить». Поначалу у меня, как у христианки, было очень много внутренних возмущений по поводу этого выражения. Но теперь, опуская законнические формальности и глубоко понимая смысл скоропомощного понятия «карма», я соглашусь — она есть и за ее чистотой надо следить. Или отрабатывать. Об этом будет история в следующей книге.
Вернемся к доктору Марковой. Карма у Елены Геннадьевны была хреновая. За полгода работы она собрала все падения с высоты, ЧСы, комы и кучу клинических смертей. В конце каждой смены Лена, тихо матерясь, поднимала в аптеку ремнабор и шла дальше по коридору на доклад заведующему о пережитых приключениях.
По пути на работу, когда проезжаю мост через Москву-реку, каждый раз молюсь о предстоящем дежурстве. В то утро я понимала, что работая с Леной, в какой-нибудь бой мы по-любому да ввяжемся. Поэтому молилась об успехе вероятного.
Скатавшись к нескольким несложным больным, мы сидели на подстанции. Стояла изумительная погода, и я проводила время на улице, хихикая с коллегами в курилке, хоть и не курю.
— Юль, поехали к бабушке на 5-ый квартал съездим, давление полечим.
— Поехали, коль не шутишь, — я прыгнула в салон выехавшей из гаража машины.
Помимо давления женщина семидесяти трех лет жаловалась на слабость по левой стороне. Одноименные руку и ногу больная удерживала плохо. Пальцами по носу закономерно промахнулась.
— В больницу поедете? — спросила доктор, не мудрствуя лукаво, подозревая инсульт.
— Нет, девочки. У меня уже было такое. Это от давления. Я вообще не болею, только падаю часто, потом ничего не помню.
— Что ж, тогда давайте полечимся и посмотрим эффект от терапии.
Поскольку вены у бабульки были отвратительные, я взяла самую тонкую серую бабочку. Пока цедила мексидол, болтали. Лена писала карту. Я пережала систему, чтобы поменять шприц.
— Спасибо большое, мне уже лучше. Я теперь хоть руку чувствую.
— Это прекрасно, но надо еще магнезию сделать, она давление снизит. Все-таки 180/100 — это много, согласитесь?
— Конечно, сделайте, пожалуйста. — 25-процентный густой раствор магния сульфата еще хуже шел через узкий хоботок бабочки. Я грешным делом подумала ввести половину. Тем более Лена уже один раз сбрасывала назойливый звонок диспетчера, определенно желающего узнать «почему так долго?» Вводи до конца — высветил потертый дисплей сердца. Последнее время внутренний навигатор изрядно устал и требовал не столько подзарядки, сколько перепрошивки. Я ввела раствор и вытащила полумиллиметровый хоботок.
— Как самочувствие?
— Заме-ча-тель-но… — по слогам сказала женщина, с каждым звуком все сильнее смазывая речь. Прежде жизнерадостные глаза потухли и уехали влево. В следующую же секунду тело больной сотрясли генерализованные судороги.
— Ле-е-ен, — напряженно протянула я. Голос дрожал минорной нотой фа-диез. Сейчас объясню. Когда едешь на заведомо реанимационный повод к вызову, переживаешь за больного и правильность предстоящих решений. Но не так, как в ситуации, когда человек, только что нормально общавшийся, резко ухудшился при бригаде. Не буду лукавить. Мы все этого боимся. Вероятнее всего, из-за эффекта неожиданности.
— Ух ты, бляха-муха! — Доктор посмотрела на больную. Последняя была миниатюрной, и развернуть ее на бок не составило труда, что я и сделала. Трясло женщину прилично. Лицо посинело, подобно участку земли в солнечный день, попавшему под затенение тучей. — У нее эпилепсия в анамнезе. — Весомый аргумент немного успокаивал.
— Да, что-то она говорила про падения.
— Слушай, а если геморраж? — нахмурилась Лена, подавая мне сибазон. Женщина тем временем синела.
— Исключать нельзя. Сейчас ей так или иначе кислород нужен. Лучше все сразу тогда притащить, на всякий случай.
— Я мигом! — Меня удивило, что Лена приняла решение самой бежать за оборудованием. Что ж, надо пока устойчиво подколоться, ввести ампулу сибазона, посмотреть эффект. Трясучка привела в тонус сосуды. Манипуляция удалась «с первой попытки без технических сложностей», несмотря на то, что никто не помогал мне удерживать трясущуюся руку. В квартире, кроме нас, никого не было. Это плюс, потому что никто не мешает. И минус, потому что некого попросить об элементарной помощи. Судороги купировались. Но в сознание женщина не приходила. Дыхание по типу Куссмауля . Нехороший признак. Пульсоксиметр никак не хотел высвечивать процент сатурации больше 85-ти. Может, восстановится? Обычно после непосредственно судорог нужно еще некоторое время на появление сознания. Введенный сибазон, хоть и в малой дозировке, явно не торопил бабулю вернуться к нашей милой беседе.
— Ну как? — Лена внесла в старомодно обставленную комнату многочисленные саквояжи. — Собираю амбушку? — Мой кармически неблагоприятный доктор была готова к решительным действиям. Кислород, подаваемый через принесенный ингалятор, догнал насыщение собою крови лишь до 90.
— Если расцениваем как геморраж, тогда — да. Трубим и вентилируем. Вена есть. В ней один сибазон. Что скажешь?
— Погнали!
— Погнали, значит, погнали, — согласилась я. Люблю ввязываться в авантюры под прикрытием первого номера. Возможно, для того и нужен на бригаде второй, чтобы смотреть на происходящее взором, не искаженным призмой ответственности.
Мы стащили крошку на пол. Килограммов в ней было не более пятидесяти. Дополнили седацию фентанилом. Кетамин противопоказан при судорогах, инсульте, травмах головы. Проверила роговичный рефлекс . Релакс достигнут. С интересом первооткрывателя я ввела клинок в беззубый рот, предварительно освободив его от протезов. Картина не понравилась. Впервые в жизни я увидела настоящую Маллампати четвертой степени. Голова практически висела на крючке ларингоскопа, но связки прятались. Не видно было даже надгортанник. Я вставила трубку, заведомо понимая, что она не попадет в голосовую щель. Так и вышло.
— Юль, сатурация 60. — Давно подключенный Леной монитор дефибриллятора выдавал тревожный звуковой сигнал.
— Это не беда, сейчас раздышим. Но здесь Маллампати-4, Ленок. Будешь смотреть?
— А смысл? Я тебе верю. Давай ларингеалку.
Я вздохнула. Багаж моих успешных интубаций составлял около пятидесяти процентов. Грустно было выхватывать антибонус. Но сейчас не время об этом думать. Нашей малышке подходила желтая ларингеальная трубка N 3. Вошла как родная. Раздули манжету. Закрепили. Вентилируем. Сатурация 97. Теперь главное, чтобы не было регургитации . Давление 130/80. На ЭКГ тахушник . Живем пока.
— Я за мужчинами, — коллега опередила меня, снова проявив инициативу. Фактически задача по поиску транспортировщиков была фельдшерской. Но, вероятно, доктор доверяла моему чуть большему опыту, потому оставила с больной.
В организаторских способностях Марковой я также не сомневалась. Пока смотрела на монитор и молитвенно размышляла о состоянии больной, Лене удалось найти аж четверых представителей сильного пола. Доставка в машину не принесла проблем и декомпенсации состояния. На спуске с этажа вентилировались ручным аппаратом ИВЛ. В машине подключились к новому аппарату ИВЛ Dragger Oxylog 3000 и наладили режим ИВЛ по давлению. Алгоритм вспомогательной вентиляции легких. Работать с Oxylog-ом понравилось. Смущал только его вес и размер: крупноват для догоспитального этапа. Пока мы с Леной профессионально дискутировали на эту тему, предмет обсуждения начал издавать тревожные звуки. Началась рассинхронизация самостоятельного поддыхивания больной с аппаратом. Виновница торжества потянула руку к трубе.
— Грузить надо. Слушай, давай пропофол попробуем. Ты не против?
— Делай, что хочешь, — улыбнулась доктор, — а потом задумалась, — а ты его когда-нибудь уже вводила?
— Да, — не обманула я, — когда в реанимации работала.
— Давай. Только быстрее. А то она сейчас трубку вырвет. — Я внутренне согласилась и достала из нашитых дополнительных карманов брюк закрученную в пенопласт ампулу с молокоподобной жидкостью. Набрала 20 миллилитров в одноименный шприц, не разбавляя. Ввела четверть. Рука бабушки медленно опустилась вдоль тела, а Oxylog задышал без тревог, радостно осознав, что больше никто не мешает подавать ему кислородно-воздушную смесь.
— Ого, вот это эффект, — удивились мы в один голос.
— По сути, можно вообще только им седировать, — рассуждала я. Но пропофол не выдавали линейным бригадам. Эта ампула была единственной из моего стратегического запаса. Срок годности был на исходе, и предстояло либо утилизировать драгоценный, или применить, пока не испортился.
Несмотря на мастерство водителя и рявкание сирены, пятничная пробка поддавалась с трудом. Прошло примерно тридцать минут с момента введения пяти миллилитров «молока», как больная снова начала шевелиться.
— Повторим? — подмигнула Маркова.
— А то! Дабл пропофол, плиз, — я ввела еще пятерку. Эффект идентичен.
— Ну почему, почему его не дают линейным? Классный же препарат.
— Для меня это тоже загадка. Побочки его совершенно не отличаются от тех, которые могут возникнуть при введении тех же кетаминов и сибазонов.
— Да, он может привести к остановке дыхания.
— В каком-то смысле он для этого и создан. Просто в нашем сознании никак не укладывается, что не столь важно именно самостоятельное дыхание больного, сколько адекватная, пусть даже искусственная, вентиляция.
— Поэтому и не дают его на линию. Ведь для того, чтобы это в наших бестолковых головах уложить, надо затрубить сотни разных легких, как это делают реаниматологи, пока учатся в ординатуре.
— Да, наверное, ты права, — я вздохнула и подняла глаза на окно боковой двери. Его верхняя часть не была опечатана пленкой и открывала вид на приближающуюся больницу. На сердце было спокойно, но недостаточно тепло. Последние время я сильно погрузилась в медицину, скоропомощную тусовку и динамичную жизнь большого города. Так, что стала забывать о главном. Для чего я создана и живу в любезно предоставленном Всевышним континууме. Навигатор все чаще молчал, будто из последних сил. Сама того не замечая, я омирщвлялась. Секуляризировалась. С Божьей помощью стиль моей работы от этого не страдал и по-прежнему был глубок и нестандартен. Но смысл ускользал сквозь пальцы. Служение превращалось обратно в работу. Выполняемую хорошо, но не приносящую духовного удовольствия. Внутренний навигатор отказывался прокладывать дорогу. Не мудрено. Ведь точка, следующая в пути, размывалась и становилась недостижимой и, как следствие, будто неважной. Требовался срочный чек ценностей и, как результат, — моя любимая осознанность.
— Приехали, — послышалось из кабины.
Дефибриллятор-монитор традиционно лег внизу каталки между по-детски крошечных стоп. Я переключила Oxylog на переносной баллон и закрепила в изголовье.
В реанимации на нас посмотрели с уважением:
— Честно скажите, пропофол был?
— Немного, — я опустила глаза.
— Да ладно, не стесняйтесь. Все бы так привозили больных. Спасибо.
Наведя порядок в салоне, мы тронулись. Лена писала карту, а я продолжила размышления в стиле restore. Нужно было действовать. Внутри себя. Ладно, не расстраивайся, — прозвучало из самого сердца. — Помнишь, Я сказал тебе вводить магнезию до конца?
— Да… — сказала я вслух. А теперь подумай, что было бы, если бы вы ушли с вызова на пять минут раньше?
Я кожей почувствовала Его прикосновение. Как это было в 2014 году, в самом начале духовного пути. Он не оставил меня. Следующая точка мигом обрела форму и краски. Скрипя, подобно потертому седлу мушкетера, внутренний навигатор прокладывал замысловатый маршрут.