— Восемьдесят девять лет, боли в животе. В ЕМИАСе аденома, ГБ, вызывает редко, — на пути к подъезду я сообщила Насте всю имеющуюся информацию о предстоящем вызове. Мы уже почти месяц работали вместе, и она ежедневно радовала меня своими успехами. Главным из них была ее мотивированность к работе. Клиническое мышление также не подводило девушку, и она беспроигрышно щелкала мои вопросы как орехи. Не хватало только уверенности в себе. Чтобы воспитать это столь необходимое на скорой помощи качество, я старалась быть пассивнее с пациентами, отдавая Насте пальму спикерского первенства. Получалось плохо, но вариантов не было.
— Здравствуйте, давайте мы снимем кардиограмму, а вы рассказывайте, что случилось.
— Понимаете, я встать не могу. Я как только сажусь или нагибаюсь, у меня в животе резь страшная. 
— Как мочитесь?
— Я в памперсе, у меня недержание. Дело совершенно не в этом. У меня живот болит, — мужчина, несмотря на возраст, выглядел сохранным и активным.
— А какие у вас хронические заболевания? Инфаркты, инсульты, сахарный диабет, мерцательная аритмия?
— Ничего нет. Я здоровый человек. Только давление поднимается и вот эта аденома. Огромная, зараза. Из-за возраста меня не хотят оперировать. 
Я, как и подобает ответственному по бригаде, сидела на дальнем от больного стуле и размышляла. 
— А моча обычного цвета? Не темная, не мутная? — воспитанница задавала вопросы, слово в слово читая мои мысли. После регистрации ЭКГ, результат которой нас не смутил, Настя взялась пальпировать живот. Мой стул стоял в створе с ее, и я не видела, что она делает руками. 
— Вроде, мягкий, только вот тут… — услышав неуверенность в голосе коллеги, я подошла к постели и пришла в замешательство. Внизу живота над лоном, не меньше чем на десять сантиметров вверх, выступал округлый горб. Напряженный, плотный, незначительно болезненный.
— Петр Федорович, когда вы в последний раз мочились?
— Я же говорю, у меня недержание. Не могу точно сказать. А это у меня аденома. Она всегда так торчит.
— Давай попробуем катетеризировать, — дублируя внутренний навигатор, предложила я Насте. Она кивнула и достала реквизит.
— Принесите баночку или бутылочку типа литровой и в какую-то рюмочку налейте, пожалуйста, немного подсолнечного масла, — Настя обратилась к дочери, до сего момента стоявшей в дверях. Копия своего отца, она скрылась в коридоре. В так называемой «стерилке» — чехле со стерильными материалами у нас есть катеджель — специальный лубрикант с лидокаином. Но старая добрая привычка использовать для смазки мочевого катетера подсолнечное масло не только не умерла во мне, но и передалась Насте, так сказать, по наследству. 
У мужчины было за что подержаться. Этот факт немаловажен для успешной катетеризации. После нескольких попыток в принесенную дочерью бутылку радостно полилась соломенно-желтая прозрачная моча. Натекло почти на литр.
— Ух, девочки, вы кудесницы, — Настя вытащила катетер, дед надел штаны и нагнулся, чтобы проверить, сохранилась ли боль. — У меня не болит! Вы понимаете? — мужчина радовался настолько, что был готов танцевать. Дав рекомендации и мило распрощавшись, мы вышли. 
— Это было круто, — улыбнулась Настя.
— Да уж, — хихикая, согласилась я, — самое интересное, что у него даже жалоб на задержку мочи не было. Наверное, моча подтекает понемногу, но адекватного опорожнения мочевого пузыря нет. Он принимает эту ситуацию за недержание.
— Я бы не догадалась катетеризировать.
— На самом деле, и я бы не догадалась. Внутренний навигатор подсказал, — я указала пальцем на грудную клетку. Настя уже успела прочитать одноименную книгу и загадочно улыбалась. Она знала, что больше всего на свете я хочу научить ее смиренно слушать свое сердце, через которое с нами говорит Бог.