Серая шейка
Тютелька-в-тютельку.
Отработали неплохо и готовились к сдаче смены. На часах было 8:05, когда прилетел вызов. Незадолго перед нами уехали все свежие бригады, вставшие на линию в 8:00.
— Они все с цепи сорвались, что-ли? — сетовала Ольга, садясь в салон форда.
— Ладно, сейчас бабушке давление полечим на Белоречке и сдадимся.
Мы уже выехали с подстанции, когда навигатор издал приятный звук. Вызов сняли. Но сразу же назначили другой. Экстренный.
— Капотня, 5-ый квартал, дом 48, 9 подъезд. Затрудненное дыхание с угрозой жизни, сорок четыре года. Хм, ну ладно, погнали, посмотрим, что там.
В комнате на диване сидела голая, в одних трусах, женщина абсолютно серого цвета. С лица, да и в общем-то со всего тела, стекали крупные капли пота. Глаза отражали страх и муку. Про себя я окрестила беднягу Серой Шейкой.
— Девочки, она задыхается, помогите. У нее системный васкулит с преимущественным поражением легких. Она постоянно принимает дексаметазон в больших дозах. Всю ночь не спали. Утром совсем плохо стало. Помогите, пожалуйста, — неопровержимо похожая на больную, только с предпенсионными морщинками, женщина в голос рыдала. Мать.
— Сатурация 70. Давай кислород, — учитывая повод к вызову, его взяли с собой в первую очередь.
— Готово. Ставлю вену.
— Давай. В легких сухо и ослаблено. Температуры не было?
— Нет, — Серая Шейка говорила тихо, почти беззвучно.
— Вена есть.
— Давай преднизолона 120. И сразу пульмик заряжай в небулайзер. Сатурация 89. Уже неплохо. Как самочувствие?
— Плохо, — беззвучно, как рыба, отвечала больная.
— Раньше было такое состояние?
— Да, но не настолько сильно, чтобы она прямо задыхалась, — ответила мать.
— Мокрота отходит? Кровохарканья не было?
— Нет, такого ничего нет. Но ей поставили ХОБЛ на фоне васкулита легких.
— Кстати, то, что с ней сейчас происходит, очень похоже на обструкцию при ХОБЛ. Здесь, скорее всего, все в купе с основным заболеванием.
— Преднизолон зашел. Ну что, снимаем кислород и меняем на небулайзер? — Ольга была не очень уверена, стоит ли лишать организм респираторной поддержки. Я ее понимала, но, как и всегда, предпочитала лечить причину, а не симптомы.
— Да, снимаем, будем чередовать. Надо еще пленку снять. Давай я этим займусь, а то много разговариваю.
На ЭКГ тахикардия. Когда в крови мало кислорода, сердце начинает гонять бедную живительными молекулами жидкость с удвоенной скоростью. Очередной прекрасный компенсаторный механизм. Давление 170/100. Неудивительно. Включился еще один способ борьбы с гипоксией. Сатурация по-прежнему 89 процентов, но уже без кислого.
— Татьяна, как дела?
— Плохо, — все так же беззвучно отвечала Серая Шейка.
— Но хоть не хуже?
— Нет, так же. — Мама обтерла больную полотенцем. Новый пот не выступал, цвет кожных покровов теперь не кричал о тяжести состояния.
— А давай еще эуфиллин сделаем. Потихоньку. Под контролем пульса. И в больницу поскачем. Милая мама, сходите вниз за сидячей каталкой? И надо мужчину хотя бы одного, лучше двух.
— Юль, ты уверена на счет эуфиллина?
Вопрос был резонным. Препарат, от которого самозабвенно кайфуют астматики, с недавнего времени не показан по алгоритмам. Я прислушалась к своему сердцу. В квадратике напротив названия лекарства со знаком вопроса загорелась зеленая галочка.
— Потихоньку, под контролем пульса, ок?
Эуфиллин пошел, сняли небулайзер. Снова дали кислород. Сатурация 91. Выше не поднималась. Думаю, в данном клиническом случае — очень неплохой показатель.
— Ну? А сейчас как, Тань?
— Лучше. Немного лучше, — голос был тихим, но не беззвучным. Кожный покров почти нормального цвета. Состояние стабилизировалось и, пока не рухнуло снова, нужно ехать.
— Острая дыхательная недостаточность второй-третьей степени. На фоне ХОБЛ и системного васкулита.
— ГКБ Демехова. Общая реанимация. Первый этаж.
— Спасибо, — я собирала наши сумки и посмотрела на дверь. Каково же было мое удивление, когда на пороге с сидячей каталкой в сильных руках появился Лешка Политзян. Бывший водитель 114-ой бригады. Он жил в Капотне и много лет проработал на нашей подстанции. Несмотря на то, что со скорой Лелик ушел, способность оказываться в нужное время в нужном месте его не покинула.
— Да ладно? Леха! — я была так рада, что прям-таки бросилась к мужчине на шею. — Ты наш ангел-хранитель, ей Богу, — я вспомнила, как месяц назад, работая одна, вышла на улицу в поисках физической силы для транспортировки больного с инсультом и наткнулась на Политзяна.
— Здорово, мать, — в привычной брутальной манере ответил он, — ты, как всегда, во что-то ввязалась.
— Не говори! Одна радость — ты на моем пути попался. Значит, все будет хорошо.
Лешка немного разбавил нашу обоснованно напряженную обстановку. Молодая женщина была кандидатом на ИВЛ в любой момент ухудшения состояния. На сидячей каталке с кислородной поддержкой, но с шутками и смехом мы загрузились в машину.
— Девочки, спасибо вам, — мама опять плакала. Судя по выражению лица, на этот раз от счастья.
— Еще доехать надо. Помолитесь за нас, ладно?
— Сегодня страстная пятница…
— Точно, — вспомнила я. — Лучше нету дня для молитвы и смирения.
Выдвинулись. Положение полусидячее, головной конец приподняли до упора. Сатурация на кислороде 90. Заканчивался второй из двухлитровых баллон. На тот момент у нас еще не было переходников на новый аппарат ИВЛ Dragger Oxylog для ингаляции из десятилитрового баллона.
— Вообще, в идеале здесь сипапить надо.
— Дольше разбираться, у нас есть последний двухлитровый баллон. До больницы хватит.
Я пожала плечами и согласилась с коллегой. Собственно, за неимением CPAP-маски так или иначе не было вариантов. На скорую руку поменяли баллон.
— Ой, девочки, ну когда уже приедем?
— Сейчас-сейчас, Танечка, еще немного потерпи.
Мы пересекли территорию 68-ой и подъехали, как мне изначально показалось, с торца главного корпуса.
— Общая реанимация разве здесь? — настороженно спросила я у водилы.
— А пес ее знает, у вас столько этих реанимаций, что все не упомнишь. — Внутренне я согласилась. Эти нюансы, и правда, не помещаются в голове, особенно под конец смены.
— Тогда выгружаемся.
Женщина по-прежнему затрудненно дышала, делая большие, не очень эффективные вдохи. Ее состояние было хоть и стабильным, но действительно тяжелым. Ты не туда приехала, — прозвучало внутри. «Да блин, как? Это же главный корпус, вход с торца. Только с другой стороны приемного…» Это другой корпус.
— Слушайте, сейчас забегу спрошу, у меня есть сомнения, что нам сюда. — Я зашла в железную дверь и сразу выскочила обратно с криком: — Твою дивизию! Это не тот корпус!
Посмотрев на довольно полную, вероятно, от постоянного приема гормонов, женщину, я приняла решение ехать на каталке по улице до соседнего здания. Благо светило апрельское солнце. Водитель помогал. Уже секунд через сорок мы были в дверях шокового зала. Удивительно, но последний баллон закончился ровно в тот момент, когда переложив больную и отпустив Олю навести порядок в машине, закончила доклад дежурному реаниматологу.
— Вы прям тютелька в тютельку, — усмехнулся доктор, глядя на стрелку манометра.
— Это точно, док. У меня всегда так, — вздохнула я, вспоминая, как перевозила домой брата из отделения химиотерапии. Тогда баллона хватило от постели до постели. Как и здесь.
— Выздоравливайте, солнце мое, — я сжала в руке ладошку женщины.
— Спасибо вам за все, — из-под маски потекли слезы.
С чувством выполненного долга я села в кабину. Солнце скрылось за непонятно откуда взявшейся тучей.
— Ну что, коллеги, похоже, нам пора домой. И это не может не радовать.
Машина тронулась. Как только экипаж выехал за ворота и взял курс на Капотню, грянул гром и небеса разразились ливнем. Вода падала с неба плотным потоком, лишь изредка носимая из стороны в сторону ветром.
— Слушай, ну мы прям успели до дождя ее закатить. Прикинь, как было бы несладко по такой погоде бегать между корпусами с кислородом на исходе, — усмехнулся водитель, пробираясь сквозь лужи, уже больше похожие на плесы.
— Точно. Прям тютелька в тютельку, — улыбнулась я и закрыла глаза, благодаря Бога. За то, что помогли женщине, довезли, не простудили. За солнце и дождь, данный в нужное время. А больше всего за конец смены и предстоящую Пасху.