В эту смену мне повезло несказанно: я работала с врачом. Светлый понедельник после Пасхи украшал дежурство хорошим настроением. По нескольким вызовам я заметила, что врачебным бригадам чаще дают более интересные, экстренные поводы. 
— ОНМК, — доктор повернула ко мне экран планшета. Я удивилась. Вот так сразу уже и диагноз поставлен, хотя вызывает жена, а не медработник.
— Сейчас приедем, посмотрим, — почти в один голос заметили мы с Людмилой Семеновной. 
На кровати в гостиной сидел мужчина и не реагировал на наши приветствия. Жена негодовала:
— Представляете, мы гуляли в парке. Ему позвонила сестра, он с ней общался спокойно, не ссорился, вроде. И вдруг как за голову схватился и замолчал. Совсем, понимаете?
— Вы хотите сказать, речь потерял? 
— Да, именно. Он телефон от уха убрал, даже не отключил. И молчит с тех пор, на меня не смотрит. Хорошо, мы недалеко успели уйти. Я его до дома довела с трудом, он все время вправо забирал.
— Спасибо. В общем-то, все ясно, — рассуждала врач. 
— 170/100, — сразу после измерения давления я принялась за проверку неврологической симптоматики. Больной не понимал меня. Несколько раз он набирал в грудь воздух, будто желая что-то сказать, но потом терялся и прекращал попытку общения. Он явно не игнорировал мои вопросы. Он их просто не понимал. 
— Скажите, раньше было с ним такое?
— Нет, что вы. Он у меня работает до сих пор, книжки читает, зарядку делает. Давление, да, поднимается. Вроде, принимает лизиноприл. Но он несколько дней назад закончился, мы еще не успели купить новую упаковку.
— Катетер ставлю, терапия по стандартам, — я посмотрела на доктора, и мы одновременно утвердительно кивнули. 
На фоне высокого давления внезапное оглушение, атаксия , сенсомоторная афазия . На лицо явные признаки геморрагического инсульта. Того самого, который возникает вследствие поражения структур мозга излившейся из поврежденного сосуда кровью. От ишемического (который возникает из-за нарушения кровоснабжения структур мозга посредством закупорки тромбом сосуда, его сужения, критически низкого давления или совокупностью факторов) его отличает очень резкое начало. Неслучайно «инсульт» с латинского переводится как «удар». Впрочем, и ишемический может долбануть с резким нарастанием проявлений так, что мало не покажется. Поэтому мы зачастую не решаемся определять причину нарушения мозгового кровообращения. Благо лечение на догоспитальном этапе одно и тоже. И тактика.
— А, вот еще что. Забыла. Он когда за голову схватился, сказал только одно слово: «кипяток». И после этого уже совсем замолчал. 
— Да, резкая головная боль, похожая на разлитый внутри черепушки кипяток, тоже явно подтверждает наш диагноз. С собой только паспорт и полис. Юль, сходишь за сидячкой? 
Сомнений в необходимости госпитализации не возникало. Быстрым шагом я вышла в подъезд. Действительно, полусидячая транспортировка в этой клинической ситуации оптимальна. Положение с приподнятым головным концом хотя бы немного препятствует отеку мозга. При ишемическом инсульте по-другому. Для доставки в машину, напротив, больше подходят волокуши и чисто горизонтальное положение, чтобы мозг не хватанул лишней гипоксии (если он уже от этой гипоксии не начал отекать). В нашем деле много нюансов и всего не предусмотришь. Каждый вызов — это мини-квест, где нужно действовать по ситуации. 
Я достала из машины каталку-трансформер и окинула взглядом залитый солнцем двор. На лавочке у соседнего подъезда скучали два таджика в рабочих комбинезонах. 
— Ребята, помощь нужна. Ненадолго, пойдемте со мной, пожалуйста, — азиаты не без интереса ринулись в подъезд. Что ни говори о слегка чрезмерно населивших Россию иммигрантах, но мне, как фельдшеру скорой, они в содействии ни разу не отказывали. 
В квартире слабо говорящие по-русски удивились нашей чудо-каталке. Уж больно красиво она превращалась из нескольких перетянутых прорезиненной тканью металлических трубок в почти комфортабельное кресло. Больного пересадили и пристегнули ремни.  
Путь в Первую Градскую больницу по пробкам был неблизким. Подвергшийся мозговой атаке мужчина казался стабильным. Я смотрела то на него, то в окно до того момента, пока он не закатил глаза и хаотично не задвигал всеми имеющимися у него мышцами. Начались генерализованные судороги. Неудивительное осложнение геморража. 
— Тихо-тихо, мой хороший, — я понимала, что сознание нарушено, но знала, что душа так или иначе нуждается в поддержке. Мужчину продолжало трясти. Пока Семеновна набирала сибазон, я возилась с мониторингом. Надо было наладить систему контроля показателей раньше: как только больной лег на каталку. В то время это еще не было так строго регламентировано, и я просохатила момент, но быстро исправила ошибку. Глаза взволнованно поднялись на монитор. Иногда судороги предшествуют остановке сердца, а брадикардия — один из симптомов отека мозга и начинающегося вклинения . К счастью, зеленая кривая ЭКГ выбивала тахикардию. Голубая волна сатурации высветила значение 90, давление 160/85. 
— Держи, — доктор передала шприц с противосудорожным. Препараты из коробочки надо набирать не только быстро, но и аккуратно. Ампулы подотчетны. Как всегда, с молитвой я ввела препарат. Внутреннее землетрясение больного постепенно утихало. Конечности ходили ходуном с меньшей амплитудой, глаза вернулись на свою штатную орбиту и отражали оттенок неосознанного ужаса. Вероятно, мужчине было очень плохо, но он никак не мог это выразить. Я открыла большой баллон и надела на лицо больного маску.
— Кандидат на трубу , как считаете, доктор? — я задумалась. Человек, который еще два часа назад жил полноценной жизнью, стремительно терял баллы по Глазго . Слава Богу, зрачки были одинаковые. Анизокория  — прогностически нехороший признак. 
Мы въехали в ворота больницы. Выкатили каталку и направились в грузовой лифт, где мужчина выдал афтершоки. Повторный приступ судорог.
— Ну и что? Эпилепсию в неврологию, пожалуйста, — принимающая сторона оказалась настроена недружелюбно. Я тяжело вздохнула. Коллегам в стационаре действительно трудно. Но неужели они не знают, что судороги — это, к сожалению, далеко не всегда эпилепсия. Людмила Семеновна имела большой опыт. Спокойным голосом она разъяснила ситуацию. Больного трясло. Потихоньку я перевернула его на бок и старалась придерживать.
— Коллеги, посмотрите, пожалуйста, на зрачки. Мне кажется, споря, мы теряем время. — Оба врача посмотрели на мужчину. Левый зрачок предательски расширился, правый выглядел обычно.
— Перекладывайте. Света! Интубация, — с помощью откуда ни возьмись появившегося санитара мы буквально перекинули больного с каталки на каталку.
Выжил он или нет, нам неизвестно. Геморрагический инсульт намного опаснее ишемического. Честно говоря, его проще предотвратить, чем лечить. С учетом того, что мы быстро доставили больного в стационар, шансы мужчины увеличились. Здесь на счету каждая минута. 
  Мы возвращались на подстанцию, и я снова пыталась смотреть в окно, до середины оклеенное специальной пленкой. «Я не знаю, как жить, если смерть станет вдруг невозможной». Вспомнились строки одной из песен любимой группы «ДДТ». Действительно, факт. В физическом смысле мы все смертны. И если бы это было не так, еще меньше ценили бы жизнь. Господь на кресте силой Своей любви победил смерть. Для кого-то — пустой звук. Для меня — факт. Факт, определяющий цель и смысл моей жизни. Буду учиться любить. Пока живу, пока дышу. А дальше посмотрим. Верю, что наработанные здесь навыки агапэ (в переводе с греческого «безусловная любовь». Самое близкое из возможных определений того, что испытывает к нам Бог.) не просто пригодятся, а, возможно, определят путь каждого из нас (или состояние) в вечности.