- Твою дивизию…- не скажу что нас с Вовой можно было сильно удивить, но реагировать спокойно не представлялось возможным. Обшарпанная деревянная дверь квартиры на пятом этаже была приоткрыта. На пороге встречали насекомые разных размеров и мастей и уже въевшийся в стены омерзительный запах. Нотки дешевого табака, всех видов испражнений и перегоревшего суррогатного спирта стремительно пропитывали спецодежду. Не люблю хлипкие одноразовые маски. Они мешают дышать едва ли защищая дыхательные пути. Я надела респиратор и с радостью нащупав в кармане запасной протянула его ответственному по бригаде.
- Спасибо, - закашлявшись улыбнулся товарищ. Повсюду валялись испитые бутылки и выкуренные до фильтра бычки.
- Приехали, наконец-то. - Из единственной комнаты выглянула “измученная нарзаном” но все же сохранившая человеческий образ женщина. - Вот, смотрите. Что с ним делать?

Пробираясь через груды мусора и полчища тараканов, мы проникли в комнату. Ставить ящик и кардиограф было некуда. Садиться и подавно. На диване у окна в которое светило тусклое сентябрьское солнце полусидя на боку располагался голый мужчина. Он часто дышал и смотрел на нас недобрым взглядом.
- Я вот с дачи приехала, а тут такое. - Вопрос о том сколько времени горе-спутница жизни болящего провела на даче был излишен. Я подошла ближе и надевая перчатки украдкой глянула на рабочий планшет в Вовиных руках. “Затрудненное дыхание. Употребление алкоголя”. Получается в любом случае надо начать с ЭКГ.
- Мой хороший, надо на спину повернуться, снять кардиограмму.
- Не могу. И не хочу. Уходите.
- Давайте я вам помогу. - Я попыталась улыбнуться и взяла мужчину за крупные плечи. “Не трогай!” - прозвучало внутри. Серо-зеленый цвет кожи больного еще больше подчеркивал тотальную отечность.
- Анасарка.
- Вижу, блин. Анасарка не то слово. - Вова жестом указал на область ниже живота. Половой член больного напоминал бутылку молока, свисая под своим весом с огромной отекшей мошонки. Я отпустила плечи и потрогала живот. Похожий на круглый глиняный горшок он не поддавался пальпации. После моего прикосновения на коже остался вдавленный будто на пластилине след. Не трогай! “Господи, что ж делать то с ним не трогая?”- я негодовала.
- Вов, тут везде вода. - Констатировала я, имея в виду ткани. Не нужно было быть крутым диагностом, чтобы распознать у бедолаги тяжелейшую и вероятно давнюю хроническую сердечную недостаточность.
Я ещё немного помялась, пытаясь уложить таки мужчину на спину. Но при каждом моём движении тестообразный агрессивно бурчал.

- Не трогай. - Бог вторил бедолаге слово в слово и будто одергивал меня от тела, не давая ничего сделать.
На мгновение перед внутренним взором предстала картина. Будто старый сайгак заплетаясь копытами шкандыбает в укромное место умирать. Он ещё жив, но за ним след в след воздухом идет стая стервятников. Они знают что вот-вот немощный испустит дух и можно будет разодрать его по лакомым кусочкам. Уже наяву я почувствовала запах. Это был запах смерти. Он не был омерзительным. Его пронзительная неизбежность несла очищение и уже омывала кишащую зверьем комнату. Вова будто побывал со мной в той степи. В его глазах читалось: надо уходить. Бог подтверждал эту великолепную идею внутри меня. Навигатор проложил маршрут вниз к машине и высветил на табло примечание “cito”. По традиции я проверяла себя. Мысли об ответственности и желание помочь бились о факт неизбежности. Гриф точит клюв возле кустарника, а стая хищников похоронной процессией медленно и низко парит в тугом воздухе. Инстинкт самосохранения рисовал на внутреннем мониторе следующую картину. Отекший начинает задыхаться и теряет сознание вскоре прекратив дышать. Самое время для реанимации. Но на полу этой комнаты даже негде поставить оборудование, не то что разместить больного. Сколько он весит страшно представить. Предполагаю что сам по себе он не полный, но с учётом отеков потяжелел и увеличился не менее чем в два раза. Даже если мы героически начнем качать квазимоду и проявляя неимоверную ловкость рук запустим в короткую шею трубу, успех этих мероприятий стремится в минус бесконечность. Пока дама сердца загорала на грядках, вместе с лёгкими медленно но верно у “сайгака” отекал мозг. Власть в его организме захватила вода. И она не уступит нам. Особенно в такой обстановке. А вот заработать пневмонию после вдыхания всей этой дряни легкими требующими усиленной вентиляции во время нагрузки, становится для нас с коллегой таким же стопроцентным исходом. Надо уходить. Это был Божий глас и мой окончательный вывод. Но мы не могли сделать это по английски.

- Я правильно понимаю, что вы отказываетесь от осмотра? - На весу Вова заполнил графу отказа и протянул мужчине ручку. - Надо расписаться и мы уйдем.
- Ничего подписывать не буду. Проваливайте! - Видимо квазимодо хотел кричать, но способен был лишь на грозный шепот.
- На нет и суда нет, - с облегчением вздохнул Вова и направился к двери. Встревоженная дачница приняла позу сахарницы и преградила бригаде отходной путь.
- В смысле? Куда это вы? Чё мне с ним делать прикажете? - Навигатор внутри меня уже мигал красным. Похоже наша безопасность под угрозой.
- Понимаете, мы не можем лечить больного без его согласия, - я смотрела женщине в глаза, медленно приближаясь к двери полубоком-полуспиной. - А тут ещё и агрессия с его стороны. Попробуйте поговорить с ним. Может он передумает, согласиться на осмотр и вы сделаете повторный вызов. Всего доброго! - Вова прикрывал меня сзади, одновременно открывая обшарпанную дверь, не дождавшись ответа мы выскочили в подъезд и засеменили по ступенькам.

- Надо скорее отзваниваться и стартовать, похоже он вот вот тромбонет, - Я имела в виду осложнение в виде тромбоэмболии легочной артерии.
- Или фибрильнет… - Вова почесал затылок быстро прикуривая сигарету. Пожалуй у больного с ХСН это действительно наиболее вероятно.
Как же свежо было на улице. Ответственный по бригаде быстро провел дистанционный консилиум. По алгоритмам в случае отказа от осмотра необходимо “второе мнение”. Вова кратко но красочно рассказал всю горькую правду этого вызова, получил заветное “Q” и незамедлительно нажал на планшете кнопку “завершить вызов”.

Через пятнадцать минут на пятый этаж поднялась другая бригада СМП и констатировала биологическую смерть.
Бог всегда действует по любви. Но Он не бывает предсказуем. Его пути невозможно просчитать, как ни крути. Если берёшься за это, однозначно облажаешься. Его любовь и забота сохранила безопасность бригады. Он знал что и Вова и я, застав клиническую смерть, без сомнения сделали бы все по максимуму даже понимая неизбежность десятого результата. Бог, любящий нас настолько, что стал человеком, не понаслышке знает, как смерть очищает душу, освобождая от бренного тела. Теперь просто набора химических элементов. Вероятно отекший, погрязший в собственных испражнениях бедолага нуждался в этой чистоте гораздо больше чем в наших “танцах с бубном”.
Я с удовольствием еще раз вдохнула чистого,относительно царства тараканов, воздуха. Я не чувствовала угрызений совести. Только благодарность. Слава тебе Боже! Слава Тебе!