- Доктор, поехали.
- Мугу. – сонно собираюсь в кучку, сажусь. Глаза разлеплять не хочется. С самого утра гоняли как сидоровых,  до койки удалось добраться лишь часа полтора назад,  а времени на часах…

э-э… 4 с небольшими минутами. – Что там, Танюша?
- Мерцалка. Ты её знаешь. Яковлева. Софийская, 48. – диспетчер потряхивает за плечо сладко сопящего на кургузом диванчике фельдшера. – Леша. Лешенька… просыпайся. У вас вызов.
- Говновызов. – не открывая глаз, поэтично отзывается Леха, молодой, но уже бывалый, шестой год  утюжащий линию фельдшер. После чего, подумав и, видимо, не найдя в себе больше подходящих рифм, чтобы выразить переполняющие организм чувства, неохотно вылезает из-под одеяла, одевается и бредет за чемоданом. Всё это – не просыпаясь. Сказано же, бывалый. Зубр. Я люблю с ним работать.
Таня оставляет сигналку и беззвучным привидением уплывает в диспетчерскую.
Через минуту мы уже в машине. Говорим Андрюхе адрес, складываем руки на груди кренделями и, опустив забрала капюшонов, лепимся друг в друга. Еще три-четыре минутки можно спокойно и относительно комфортно поспать. Больше не получится, в ночи доедем быстро.
- Приехали, отцы. – докладывает водитель и, включив плафончик на потолке, тянет из бардачка  газету. – Идите спасайте.
Похватав папку, чемоданы и пару пузырей с растворами (со стороны посмотреть - эдакие провинциальные родственники, только что с вокзала, спешат обняться с близкими и согреться горячим чаем), шагаем к двери подъезда. Угу, закрыто. Домофон. Набираю номер квартиры, жму кнопку вызова. Посипев и попикав, домофон осторожно и вкрадчиво интересуется:
-  Кто?
Просыпающийся Леха находит домофонское любопытство возмутительно бестактным, несвоевременным и неуместным. Высунув голову из-за моего плеча, он выражает свое недовольство молодецким рявком в самую дырочку:
-  Х** В ПАЛЬТО!!!
В аллейке через дорогу с дерева сваливается ворона, из машины беспокойно выглядывает Андрюха с монтировкой в руке, а дверь подъезда тут же открывается. По-моему, домофон в таинстве её открытия поучаствовать не успел. Лехин рык её распечатал.
Машу водителю рукой –  мол, нормально всё, отдыхай пока,  - и ползу к лифту. Запихнувшись вслед за Лехой в маленькую кабинку, ворчу с укором:  - Ну, нафига ты так, Леха….  Давно жалоб не было?
- Да пошли они в писю, Володь! – не принимает упрёка напарник. – Кто к ним в четверть пятого утра,  сразу после вызова, в дверь звонит? Настырный ухажёр младшей дочери, которой еще учиться, учиться и учиться?...  Я чо, блин, должен в каждый домофон паспорт с табуретки и с выражением зачитывать?
Ответить я не успеваю, мы приехали. На площадке нас уже встречает очень смущенный дядечка самого интеллигентного вида.
- Простите меня, пожалуйста. – виновато суетится он, помогая проносить наше имущество в двери. – Закрутился вокруг жены, подскочил к кнопке и на автомате брякнул…
- Ничего страшного. – с княжеским великодушием извиняет Леха. Видно, впрочем, что ему уже слегка неудобно за ночной крик раненного в жопу марала.
… Пациентка – под стать супругу, тоже очень вежливая, утонченная дама слегка за шестьдесят. Здороваясь со мной, смотрит испуганной птичкой. Мне страшно неловко. Мысленно грожу Лехе всеми мыслимыми и немыслимыми карами и старательно скрываю неловкость нарочитотой деловитостью. Опрашиваю (ишемическая болезнь сердца, атеросклеротический кардиосклероз, пароксизмальная форма мерцания предсердий более пяти лет, нечастые – три-четыре раза в год – пароксизмы, купирующиеся бла-бла-бла… лечилась бла-бла-бла… регулярно принимает бла-бла-бла… ощущение перебоев в работе сердца в течение последних полутора часов,  общая слабость, дурнота… приняла бла-бла-бла-бла-бла…), осматриваю, тычу в уши фонендоскоп, выслушиваю, измеряю давление… Хм, пульс, сердцебиение ритмичные, давление в норме, губки, ногти, слизистые  розовенькие…
Поворачиваюсь к Лехе. Тот, ловя взгляд, ответно изображает молниеносную, заметную только мне пантомиму, выражающую шквал сожаления, стыда и глубочайшего раскаяния.
- Сигизмунд Лазаревич,  - прошу я. – Будьте добры …
- Э-э… - теряется Леха лишь на мгновение. – Сию минуту, Елизарий Карлович. Сейчас всё сделаем, в лучшем виде.
И, заулыбавшись глазом, «Сигизмунд Лазаревич»  начинает споро разматывать провода и накладывать  электроды, ласково и успокаивающе что-то бурча пациентке. Спустя минутку протягивает мне кардиограмму:  -  Грудные снимать?
- Снимем, от греха. – говорю. И сравниваю стандартные отведения с пленкой полугодовалой давности из архива болезной.
Вскоре Леша подает мне пленку с грудными отведениями.
– Ну что, уважаемая Елена Сергеевна, особо придираться мне, слава богу, не к чему. Кардиограмма вполне приличная. Прошу простить за профессионально вынужденное хамство, кое-какие возрастные изменения присутствуют, но в общем и целом  все очень неплохо. Сердце сейчас работает так, как надо; ритм, частота нормальные, давление тоже…
- Ну что Вы, Елизарий Карлович,  какое хамство,  - стрельнув быстрым взглядом на внезапно поперхнувшегося Леху, как-то очень повинно начинает частить леди, - Вы понимаете, у меня действительно были перебои. Я всё-всё приняла, как назначали.  Мне, правда-правда, не помогло. Вот… и вызвали. А когда Ваш коллега (еще один испуганный взгляд в сторону Лехи) в домофон… эмм..  крикнул, у меня так – хоп! – и разом все прошло… Извините меня, пожалуйста.
- Господь с Вами, Елена Сергеевна. – смеюсь я. – За что же тут извиняться? (А про себя думаю: - Извиняться, кажется, кому-то другому впору. Погоди, погоди, Лешечка…) Прекратился приступ, и очень замечательно. Я очень этому рад.
- Я бы знал, -  улыбается муж, - сам бы на Елену Сергеевну прикрикнул как следует. Построже.
- Теперь знаете. – вздыхает Леха с видом человека, только что потерявшего эксклюзивный патент на ноу-хау. – Можете пользоваться.
Сначала тоненько хихикает Елена Сергеевна, следом прыскаю я. Спустя мгновение вместе с нами заразительно хохочет  хозяин дома.  Какое-то время Леха стойко сопротивляется, сворачивая провода и пытаясь солидно хмуриться, но, в конце концов, не выдерживает и он. Ржём долго, до изнеможения, до слез.
До сих пор интересно, что тогда подумали соседи  (если подумали). Сами прикиньте – время около пяти утра, а за стеной – внезапно! - крыловский квартет на добрую сотню децибел. Действительно, какие-то  - проказница-мартышка, осел, козел да косолапый мишка.
То есть, нет. Не козел. Зубр.

---

Комментарии