ВРЕМЕНА ГОДА

ЗИМА

ВЫВИХ

…«Девушка, разрешите с вами познакомиться?» - пробился сквозь разноголосый шум кафе чей то голос. Лариса, высокая, молодая, привлекательная девушка в коротком зеленом платье с блестками раздраженно оторвала затуманенный алкоголем взгляд от бокала с кроваво-красным вином, которое мерно подрагивало в такт гремящей музыке.

Около столика, за которым она сидела, скучая, позевывая и лениво глядя по сторонам, остановился молодой, заметно покачивающийся парень, который бессмысленно и глупо улыбаясь пьяной улыбкой, нагло смотрел ей куда то внутрь глубокого декольте.

«Еще один нажравшийся юный козел» - разочарованно подумала Лариса, окидывая незнакомца внимательным взглядом из под полуопущенных пушистых ресниц.

Ее цепкий, натренированный взгляд сразу же отметил выбившуюся из за пояса рубашку дикой расцветки с засаленным воротником, жидкие, торчащие в разные стороны, какие то бесцветные волосы, короткие, толстые пальцы с траурной каймой под неровными, явно обкусанными ногтями.

«С меня хватит» - решила Лариса, залпом допила вино и рывком поднялась с места. «Ловить здесь нечего, пойду домой» - сказала она себе и неверной походкой двинулась к гардеробу…

… Мама Ларисы, еще не старая, следящая за собой женщина, раздраженно посмотрела на часы, висевшие на стене в зале. «И где ее, курву крашеную, только носит?» - сказала она в сердцах, затем подошла к входной двери и вытащила ключ из замочной скважины, что бы беспутная дочь могла попасть домой, не будя ее, затем переоделась и пошла спать в свою комнату…

… Доктор А-ов устало вывалился из машины «скорой помощи», привычным жестом достал из кармана нещадно помятую пачку сигарет, прикурил от зажигалки и выпустил вверх длинную струю голубоватого табачного дыма. Внимательно, прищуря глаза, посмотрел на часы, близко поднеся их к лицу. Стрелки, словно заговоренные злым волшебником, никак не хотели встретиться у цифры двенадцать. Казалось, что начавшееся утром дежурство никогда не кончится, и он будет обречен вечно таскаться вверх и вниз по бесконечным ступенькам полутемных подъездов…

… Лариса, скользя по покрытым льдом лужам, осторожно приближалась к двери своего подъезда. Она не спешила, тщательно выбирая те места, куда намеревалась поставить свои симпатичные ножки, обутые в модные сапоги на длиннющих шпильках. Такую осторожность девушка проявляла неспроста, в ее памяти еще были свежи воспоминания о том, как всего лишь месяц назад симпатичный и внимательный врач «скорой помощи» в очередной раз вправлял ей плечо. Надо заметить, что Лариса страдала привычным вывихом правого плеча с детства…

… В квартире было темно и тихо. Мама Ларисы безмятежно перевернулась на другой бок и тихонько захрапела, лежа в теплой, мягкой постели…

… Доктор А-ов, докурив сигарету до фильтра, выбросил окурок в урну и, тяжело ступая гудящими от усталости ногами, поплелся в коридор отделения дописывать скопившиеся за день карточки…

… Лариса набрала замершими пальцами код на холодных кнопках дверного замка, защелка сработала, но дверь не желала открываться, видимо, примерзла. Лариса попыталась толкнуть ее посильнее, поскользнулась на гладких стылых плитках и вдруг почувствовала острую боль в правом плече. «Черт, опять вывихнула плечо, дура косорукая!» - в сердцах обругала она себя. Непослушная дверь наконец то поддалась и Лариса, постанывая от нестерпимой боли, поплелась на пятый этаж…

… Доктор А-ов, дописав последнюю строчку в осточертевшей карточке, блаженно откинулся в кресле и вытянул длинные, худые ноги. «Господи, как хорошо» - подумал он. «Боже, сделай так, что бы до самого утра никто не болел, не звонил и не вызывал скорую» - мысленно воззвал он к далекому Богу, который, как надеялся доктор, сверху все видит и все понимает…

… Лариса, скрипя зубами, открыла входную дверь, в прихожей, превозмогая боль, стянула сапоги и набрала на телефоне две цифры. Она не стала будить мать, которая тихонько похрапывала в своей комнате, так как не хотела лишний раз расстраивать ее…

… Доктор А-ов, лежа на жестком, скрипучем топчане, закинул руки за голову, закрыл глаза и начал проваливаться в сладостную дрему…

… «Доктор, на вызов» - пронзительный голос диспетчера грубо и без сожаления вернул его к действительности. Тихонько матерясь себе под нос, А-ов одел опостылевшие пудовые ботинки и вышел в коридор навстречу беспощадному свету ламп…

… Лариса, осторожно поддерживая здоровой рукой больную, терпеливо ждала «скорую», тихонько поскуливая и подвывая…

… Доктор А-ов, словно гигантская, растрепанная птица, пролетел длиннющие лестничные марши, оставив далеко позади тяжело пыхтевшую грузную, пожилую фельдшерицу, которая, сопя и отдуваясь, мерно топала по грязным порожкам с чемоданом…

… Увидев А-ова, Лариса просияла. Это же он, тот самый доктор, который месяц назад ловко и быстро поставил ее вывихнутое плечо на место и ей не пришлось тратить свое драгоценное время на посещение приемного отделения больницы…

…Узнав пациентку, А-ов молча, не снимая видавшую виды дубленку, подошел к девушке и начал вправлять злополучный вывих. Лариса громко застонала от боли…

… Неожиданно лохматая голова доктора резко запрокинулась назад, зрачки расширились от нестерпимой боли, из глаз брызнули крупные слезы. Какая то неведомая, непреодолимая сила властно и неотвратимо потянула его на пол. Швы старенькой дубленки угрожающе затрещали, пуговицы докторского халата, весело прыгая, покатились по напольному покрытию. Доктор упал и затих. «Эпилепсия, сердечный приступ, инсульт!» - с ужасом перебирала Лариса названия известных ей болезней, которые могли бы объяснить нетипичное поведение доктора, но тут, в полутьме квартиры, она рассмотрела стоящую позади упавшего доктора растрепанную фигуру своей матери в ночной рубашке, которая в одной руке держала солидную прядь вырванных с корнем докторских волос, а другой пыталась нащупать массивную керамическую пепельницу…

… «Мама, не надо, это же доктор!» - закричала Лариса, грудью закрывая поверженного А-ова, пытаясь удержать мать от смертоубийства. Доктор, сидя на полу, ошеломленно крутил головой, пытаясь прийти в себя от столь неожиданной и яростной атаки…

… Внезапно в дверях квартиры появилась солидная фигура пыхтящей, как средних размеров паровоз, фельдшерицы с оранжевым чемоданом в руках. Она с недоумением несколько секунд смотрела на развернувшуюся перед ней странную картину, а потом, сделав неправильные выводы из увиденного, с истошным криком – «Убили, доктора убили!» - со всех ног бросилась прочь, грохоча упавшим чемоданом по ступенькам…

… Конец этой истории таков: вывих был вправлен, плечо вновь твердо встало на положенное ему природой место, Лариса была искренне благодарна за оказанную ей помощь, мама Ларисы поняла свою ошибку и долго извинялась. Фельдшерицу с превеликим трудом смогли остановить на улице, успокоить и объяснить то, что на самом деле произошло в квартире. Доктор А-ов, конечно, немного обиделся, но потом отошел и долго смеялся, вспоминая это нелепое происшествие…

… Но теперь он никогда больше не бегает по ступенькам, обгоняя фельдшеров, а войдя в квартиру, уже с порога громко сообщает – «Это скорая, скорую вызывали, кому скорую…»

… Мало ли что…



ВЕСНА

ВЫПОЛЗЕНЬ

Восемь часов утра. Ночная смена, помятая и не выспавшаяся, позевывая, медленно тянется на пятиминутку в кабинет заведующего. Заступившая смена, бодрая и веселая, энергично толпится, распихивая отстающих, стараясь занять места на мягком диване. Опоздавшие хмуро рассаживаются на жесткие стулья, длинной шеренгой расставленные у стены.

Обычная, монотонная, убаюкивающая бубня диспетчера, отчеты фельдшеров, врачей… Внезапно сонную тишину кабинета нарушает громкий и пронзительный звонок телефона. Заведующий, недовольно морщась, снимает трубку.

В полной тишине слышен возмущенный голос заведующей гинекологией – «Обалдели… не смотрите… выпадение матки… я вам покажу…».

«Пи, пи, пи…» - сигналы отбоя в трубке напоминали морзянку гибнущего в океане лайнера. Заведующий, осторожно, словно ядовитую змею, положил трубку на рычаг телефона, гудки смолкли. Он недоуменно посмотрел на нас, словно спрашивая – «А что это было?».

Действительно, что это было? Если мы хотим понять это, нам придется немного отмотать время назад, часов этак на десять.

Действующие лица:

Стасик – фельдшер «скорой помощи», веселый, разбитной парень.

Элеонора – жена Стасика, веселая, разбитная девица.

Евгения – молодящаяся дама, как говорится, «за сорок», по отзывам соседей – «просторная» женщина с тяжелым характером.

Муж Евгении – обычный подкаблучник, слесарь автосервиса.

Вадим – фельдшер «скорой помощи», о нем будет сказано ниже.

Итак, московское время – около двадцати трех часов, поздний вечер, город почти уснул. Евгения, досмотрев до конца свой очередной любимый сериал, решила, что неплохо было бы перед сном посетить туалет. Она тяжело поднялась из облегченно вздохнувшего кресла, выключила телевизор, надела тапки и понесла свое дородное, сто килограммовое тело в туалет.

Дверь туалета закрылась, задвижка на двери громко щелкнула. Спустя некоторое время ночную тишину уснувшей малосемейки прорезал дикий, полный животного ужаса крик Евгении.

Муж Евгении, мирно спавший после трех стаканчиков, пропущенных во время ужина «для аппетита», вскочил, испуганный, с супружеского ложа, подбежал к туалету и застучал в дверь кулаками. «Что случилось!?» - закричал он. В ответ ему раздалось нечленораздельное завывание супруги. Из потока несвязных слов он выделил главное – «…вылезло» и побежал на девятый этаж к Стасику, своему хорошему знакомому, который часто выручал его советом, а случалось, и деньгами до получки. Тем более, что Стасик работал фельдшером на «скорой помощи», а данный случай, вне сомнений, должен был находиться в его компетенции.

Спустя некоторое время двое мужчин сгрудились около плотно закрытой двери в туалет. Рыдания и вопли за ней не прекращались. В промежутках между завываниями Стасик попытался выяснить, что же на самом деле произошло.

«Женя, открой дверь, я войду и посмотрю» - скомандовал Стас громким, уверенным голосом. Муж Евгении боязливо втянул голову в плечи – он даже в самых смелых своих мечтах не мог позволить себе так разговаривать со своей благоверной.

Всхлипывания за дверью затихли. Затем раздался голос Евгении – «Ишь ты, хитрый какой, да я родному мужу ничего не показываю, а тебе весь свой развал – схождение должна показать, нако-ся – выкуси, тоже мне, механик – гинеколог нашелся!». И Евгения вновь заголосила во весь голос.

«Что будем делать?» - вопросительно посмотрел на Стасика муж Евгении. «Сейчас пойду домой и попрошу Элеонору посмотреть, что с Евгенией случилось» - ответил ему Стасик и бодро потрусил наверх. Через несколько минут маленькая армия, столпившаяся у запертых ворот крепости Евгении, пополнилась еще одной боевой единицей.

Элеонора поскребла холеным ноготком по двери и проворковала – «Женечка, это я, Элеонора, впусти меня, пожалуйста». «Охламоны ушли?» - грозно прорычала из-за двери Евгения. Муж и Стасик, подталкивая друг друга, поспешили ретироваться. Замок громко щелкнул, дверь открылась, Элеонора храбро вошла внутрь…

Прошло несколько томительных минут. Дверь туалета жалобно заскрипела. Элеонора с широко раскрытыми, испуганными глазами вышла из туалета, завернула за угол к притаившимся мужчинам, дрожащими пальцами взяла заботливо протянутую сигарету, жадно затянулась, выпустила клуб голубоватого дыма. «Ну что?» - нетерпеливо, перебивая друг друга, загомонили Стасик и муж Евгении.

Элеонора еще раз нервно затянулась, выдохнула сигаретный дым, закашлялась и сообщила ошарашенным мужикам – «Ничего я не видела, мне так страшно стало, что как только Евгения раздвинула ноги, я зажмурилась».

«И все…» - разочарованно протянул Стасик. «И все…» - энергично закивала головой Элеонора. Мужчины переглянулись, лица у них вытянулись. Элеонора последний раз затянулась, смачно сплюнула, выбросила докуренную почти до самого фильтра сигарету и добавила – «Ну, что то там торчит у нее, что то маленькое, такое розовенькое, торчит и шевелится». «Так страшно…» - прошептала, передернувшись всем телом Элеонора, еще не отошедшая от пережитого ужаса.

«Все, я звоню в «скорую» - решительно произнес муж Евгении. «Сейчас сюда приедет нормальная баба, которая не упадет в обморок от всякой чепухи» – сказал он, неприязненно глядя на Элеонору. «А я, значит, ненормальная?» - окрысилась в ответ Элеонора, презрительно фыркнула и пошла к себе домой, обиженно вертя крутыми бедрами, которые соблазнительно обтягивал короткий халатик.

Стасик ненадолго задумался, что-то прикидывая в уме, затем громко рассмеялся. «Что ты?» - недоуменно спросил его муж Евгении. «Вот будет прикол, если к нам на вызов приедет Вадим» - ответил ему, задыхаясь от смеха, Стасик.

Надо заметить, что Вадим – это фельдшер «скорой помощи», который за всю свою жизнь, а годков ему уже под уверенный полтинник, ни разу не был женат. Да что там женат, у него даже и девушки никогда не было, сколько я его знаю! Вот только не надо смеяться, ориентация у Вадима нормальная, мужиков он на дух не переносит, просто он, наверное, робкий от природы, или, может быть, какая то краля когда то, в далекие, очень далекие времена, вдребезги разбила его сердце, и он теперь не хочет отдавать его вновь…

Муж Евгении, сосредоточенно сопя, нажимал тугие клавиши телефона. Стенания за дверью туалета прекратились, видимо, Евгения с беспокойством прислушивалась к тому, что происходило в ее прихожей.

Минут через пятнадцать в коридоре раздались мерные шаги. «Скорая, скорая приехала!» - обрадованно закричал в щель между притолокой и дверью туалета муж Евгении. Ответом ему было тяжелое молчание с той стороны. Затем за дверью раздалось подозрительное шуршание, замок громко щелкнул и Евгения, как разноцветный вихрь, вылетела из туалета и понеслась в спальню, чуть не сбив с ног попавшихся ей на дороге мужа и Стасика.

В дверях выросла долговязая, нескладная фигура Вадима. Держа в руке чемодан, он крутил кудрявой головой по сторонам, тщетно пытаясь увидеть пациентку, нуждающуюся в его помощи.

Стасик, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, пальцем показал в направлении спальни. Вадим не спеша развернулся и двинулся в указанном ему направлении. Внезапно в дверях появилась внушительная фигура Евгении. Грозно поглядев на окружающих, Евгения громко спросила – «Ну что, поехали?». Съежившись под ее взглядом, мужички втянули головы, не зная, куда деть свои ставшие вдруг такими неуклюжими руки. Вадим осмелился спросить Евгению – «Что с вами случилось, женщина?». Евгения презрительно, с головы до ног окатила его холодным взглядом и сквозь зубы процедила – «Завянь, ты, гинеколог – недоучка!». Вадим хотел еще что то сказать, но запнулся на полуслове, наткнувшись на гранитной твердости взгляд Евгении.

Стасик вполголоса, как смог, постарался объяснить Вадиму положение вещей. Тот кивнул в ответ, мол, понял, молча поднял так и не пригодившийся чемодан и покорно зашагал за Евгенией, которая уверенно и гордо шествовала впереди его по грязным лестничным порожкам.

Вадим отвез Евгению в приемное отделение, молча сдал ее дежурной медсестре, а в направлении, не думая долго, со спокойной душой написал – «выпадение матки» и отбыл восвояси.

Почему эти два маленьких, коротких слова вызвали такой бурный гнев заведующей гинекологией? Что бы это понять, придется снова отмотать назад еще две, а то и все три недели.

Евгения, которая всегда считала себя женщиной современной и хорошо разбирающейся в жизни, как-то раз решила попробовать навязчиво рекламируемое телевидением средство гигиены по имени «Тампакс». Чем она хуже тех красавиц в рекламе, которые как только воспользуются этим маленьким, невзрачным предметом и жизнь их сразу же наполняется смыслом, они хорошеют на глазах, улыбаются, танцуют, вокруг них начинают виться белозубые красавцы с атлетическими фигурами на шикарных дорогих машинах. Все женщины в рекламе были прекрасны, веселы и беззаботны. Такой же, как они, хотела стать измученная серыми буднями Евгения, неприязненно смотревшая долгими бессонными ночами в опостылевшее за годы беспросветной жизни, бессовестно храпящее лицо надоевшего мужа.

Тампон покорно нырнул в потаенную глубь тела Евгении и затаился там, маленький и безмолвный, ничем не напоминая хозяйке о своем присутствии. Два или три дня Евгения с нетерпением ждала перемен, которые, если верить рекламе, должны были внести новые краски в ее однообразные серые дни и ночи, но ни красавцы, ни автомобили так и не появились. Ощущения свежести и полета так же отсутствовали напрочь.

«Брешут, как собаки, все брешут!» - разочарованно решила Евгения и решительно выбросила из своей головы все эти глупости.

Тампон терпеливо лежал в темной теплой сырости закромов тела Евгении. Ему было скучно и одиноко. Хозяйка так ни разу и не вспомнила о нем. Только муж хозяйки пару раз навещал его, но как то впопыхах, занятый другим неотложным делом и, видимо, даже не замечая его присутствия.

Дни проходили за днями, брошенный на произвол судьбы тампон становился все грустнее и грустнее. С течением времени он все больше обижался на хозяйку, бросившую и забывшую его. Наконец, он, не выдержав одиночества, решил напомнить хозяйке о своем присутствии в ее организме. Дождавшись благоприятного момента, тампон увидел долгожданный свет в конце тоннеля и ринулся на свободу, тактично и ненавязчиво сообщив Евгении о своем существовании…



ЛЕТО

ГЕРАКЛИУС

Заведующий подошел ко мне и, положив свою большую, пухлую руку на мое плечо, заговорщицки понизив голос, проговорил – «Игорек, есть одно дельце, очень важное, ты мне должен в нем помочь». «Конечно, какой может быть разговор» - ответил я, обреченно вздыхая. Обычно, если заведующий обращался ко мне по имени, да еще так приватно, то это означало, что мне придется делать что то, далеко выходящее за рамки моих обычных функциональных обязанностей.

Я оделся, взял чемодан. Заведующий уже ждал меня, держа в руках кардиограф. «Зачем ему кардиограф?» - с удивлением подумал я, ведь всем было точно известно, что наш заведующий, по роду занятий гинеколог, был слегка, как бы это помягче выразиться, слабоват в деле расшифровки пленок ЭКГ.

Водитель завел автомобиль, двигатель мягко зарычал, машина плавно тронулась с места и мы не спеша поехали навстречу неизвестности.

«Надо помочь одной моей хорошей и давней знакомой» - повернувшись ко мне, начал разговор заведующий. «Очень хорошей и давней…» - с нажимом подчеркнул он, внимательно глядя мне в глаза. «И я не могу ей отказать, тем более, что таким людям отказывать было бы весьма и весьма неразумно с моей стороны» - он вздохнул и поправил стоящий на коленях и постоянно съезжающий с них аппарат ЭКГ.

Приехали. Высокий, глухой забор, тщетно пытающийся скрыть за собой трехэтажный роскошный, по нашим провинциальным меркам, особняк.

Заходим. Нас встречает жена известного всей округе крупного чиновника. Действительно, отказать ей было бы делом весьма неразумным и глупым с нашей стороны, подумалось мне.

«Мы с Гераклиусом вас уже давно ждем» - затараторила она, как то по птичьи дергая головой и потирая свои маленькие ладошки. «Хм, интересно, кто это – Гераклиус?» - подумал я с небольшим беспокойством. В памяти возникли смутные картины руин Древней Греции и Древнего Рима. Из всех известных мне «Гераклиусов» я смог вспомнить только одного знакомого по фамилии Гераклиони, и то я не знал, кто он по национальности – грузин или итальянец. В голове, помимо воли, тут же нарисовался образ громадного, полностью заросшего густым черным мехом мужчины с кривым, угрожающе торчащим носом и кожаной повязкой, закрывающей выбитый в жестоком неравном бою правый глаз.

«Привидится же такое» - нервно передернул я плечами, переступил порог жилища и остолбенел. На полу лежала громадная псина, к счастью, никак не среагировавшая на мое шумное появление. Если бы ей пришла в голову шальная мысль встать на задние лапы, то, бьюсь об заклад, мне пришлось бы придержать рукой свою шляпу, что бы она не слетела с головы, если бы я захотел бы взглянуть в собачье лицо, то есть, в морду.

На вид псу было лет сто, а может, и все сто пятьдесят. Впалые бока, судорожно вздымающиеся и опадающие в такт дыханию, облезшая шерсть, глаза, закрытые катарактами, безвольно лежащий хвост. Зрелище было жутким и отвратительным. Будь моя воля, я бы, ни минуты не сомневаясь, пристрелил бы его самым крупным ружейным калибром, который бы только нашел и тем самым прекратил бы мучения несчастного животного.

«Не бойтесь, он не кусается, он добрый, а сейчас немножко болеет» - поспешила успокоить нас хозяйка. «Он не ест, не пьет, только лежит и дремлет» - продолжила она, заламывая в отчаянном жесте руки. «Неужели он умирает, неужели он решил бросить меня одну, мой маленький, бедненький Гераклиус!» - в ее глазах появились слезы, голос предательски задрожал.

«Ну, ну, не волнуйтесь, мы постараемся ему помочь» - начал успокаивать ее заведующий и кивнул мне. Я, немного помешкав, открыл чемодан, и тут началось… Заведующий с самым серьезным видом наложил манжету на громадную лапу Гераклиуса и дважды, с положенным по стандартам интервалом, измерил артериальное давление. Затем с глубокомысленным видом прослушал с помощью фонендоскопа сердечные тоны. С немалым трудом перевернув собаку на спину, он тщательно пропальпировал ее живот и даже ухитрился, разжав пасть, заглянуть в горло и осмотреть безвольно свисавший розовый язык в каких то подозрительных темных разводах.

«Слышу какие то шумы в сердце» - с озабоченным видом сообщил хозяйке пса заведующий, с трудом вставая с колен и вытирая выступивший на лице обильный пот. «Сейчас снимем электрокардиограмму и все поймем» - он важно кивнул мне и, отдуваясь, уселся в глубокое, уютное кресло.

Я расстегнул сумку, достал из нее кардиограф, смочил водой лапы и грудь собаки и попытался наложить электроды. Грудные никак не хотели держаться на короткой шерсти пса, отваливались, противно чмокая на весь дом. «Что будем делать?» - спросил я у заведующего. «Будем брить» - после недолгой паузы решился он. Меня передернуло. Пока Гераклиус терпеливо сносил все мой прикосновения, но что будет, когда его шерсти коснется лезвие бритвы? Не лишусь ли я в мгновение ока какой нибудь филейной части моего организма, которая безвозвратно сгинет в бездонной, зловонной пасти чудовища, вооруженной громадными, острыми клыками?

«Ну, ты это, как нибудь, поаккуратней там, ладно?» - как смог, подбодрил меня дрожащим голосом заведующий и на всякий случай переместился в другое кресло, подальше от лежащего на полу пса.

С опаской приступил я к неблагодарной работе цирюльника. Громадное тело Гераклиуса вздрогнуло, шерсть на загривке поднялась, он громогласно рыкнул. «Ну все, приехали!» - обреченно подумал я, шарахнувшись от собаки. Но, видимо, это действие забрало последние оставшиеся у пса силы и он обреченно затих, терпеливо снося все мои издевательства, лишь изредка глубоко и обреченно вздыхая и шевеля обвисшими ушами. Казалось, что он своим поведением хотел сказать нам – «Оставьте меня в покое, вы, надоедливые людишки, дайте мне спокойно и достойно умереть!».

Вскоре на безобразную проплешину были наложены электроды, жадно присосавшиеся, словно жирные, черные пиявки, к обнаженному телу несчастного Гераклиуса, перо кардиографа судорожно заелозило по бумаге, рисуя на ней причудливые разводы. Заведующий взял в руки кардиограмму, картинно нахмурил брови и начал водить по пленке пальцем, что то бормоча себе под нос.

Через несколько томительных минут он озвучил свой вердикт – «Сердце у вашей собачки старенькое, сильно изношенное, но ничего такого уж очень страшного я тут не вижу». «Что же мне делать, доктор?» - в отчаянии прижала руки к груди хозяйка. «Ну, сделайте ей УЗИ, вдруг какая нибудь патология проявится, да, Игорь?» - посмотрел на меня заведующий, явно ища поддержку. «Да, да, конечно» - поспешил подтвердить я слова шефа, из последних сил сдерживая смех и склоняясь над чемоданом, что бы не выдать своего состояния окружающим. В мозгу проскользнула шальная мысль – «Ищущий – да обрящет».

Вскоре мы откланялись и уехали, оставив измученного Гераклиуса наедине со своей безутешной хозяйкой.

Не знаю, дожил ли бедный пес до УЗИ и кого еще из докторов приглашала к нему на консультации хозяйка, но я надеюсь, что его чистая душа, покинув многострадальное тело, успокоилась в собачьем раю, ведь должен же быть такой, и сейчас смотрит оттуда, сверху на нас, неразумных и бестолковых и прощает нам все, что мы с ней, вольно или невольно, сотворили…



ОСЕНЬ

АВИАТОР

Когда начался очередной ремонт участка автодороги Орел – Тамбов, который находился в непосредственной близости от нашего городка, то движение транспорта было временно направлено через село, носящее гордое название Крутое.

Такое необычное название село получило из-за высоких, крутых берегов, на которых оно издавна располагалось, горделиво глядя на неторопливо текущую внизу реку, а вовсе не из-за характера его жителей…

Как только густой поток автомобилей начал катиться в обе стороны по узкой улице села, местная власть решила хоть как то обезопасить своих жителей от этой напасти, поэтому в короткое время на дороге были уложены семь «лежачих полицейских», и все это богатство ухитрилось уместиться на двух с половиной километрах пути…

Искусственные неровности гордо возлежали поперек дороги как громадные черные бревна, оставшиеся после сплава по асфальтовой реке…

Однажды, темной осенней ночью я, обслужив больного в Крутом, возвращался в отделение в компании с Иваном, водителем старенького «УАЗика», который, угрожающе скрипя на поворотах, бойко продвигался по блестящей от недавно прошедшего дождя трассе.

Неожиданно в полосе света фар появился первый «лежачий полицейский».

«Ваня!» - во весь голос завопил я, указывая рукой на неожиданное препятствие, отражавшее свет фар нашего автомобиля.

«Чаво?» - флегматично ответил мне Иван, не спеша поворачивая ко мне свое лицо и отрывая взгляд от дороги.

«Полицейский!» - еще громче завопил я.

«Иде?» - искренне удивился Иван, неторопливо переводя свой взор вперед, за лобовое стекло.

«Бу-бух!» - со всего маху «скорая» налетела на препятствие и взмыла, как легкокрылая птица, в воздух. Несколько мгновений мы находились в состоянии свободного парения, затем - «ту-дух!», машина тяжело, всеми четырьмя колесами опустилась на дорогу. «Хрясь!» - моя голова со всего маху вошла в потолок «УАЗа».

«Ух, ё… твою мать!» - произнес громко Иван.

Я с удивлением уловил в его голосе необычную смесь страха, радости, восторга и наслаждения!

Тем временем из темноты появился второй «лежачий полицейский».

Все повторилось…

«Ваня» - заорал я.

«Чаво?» - снова не спеша поворачиваясь ко мне, спросил Иван.

«Полицейский!» - прокричал ему чуть не в самое ухо я.

«Иде?» - также непосредственно и искренне снова удивился Иван.

«Бу-бух! Ту-дух! Хрясь!» - все повторилось по новой. Правда, я уже был подготовлен к предстоящим событиям, поэтому подлетел не так высоко и ударился головой о потолок не так сильно, как в первый раз.

«Ух, ё… твою мать!» - так же, как в первый раз, прокомментировал наш цирковой кульбит Иван.

Я с удивлением и беспокойством отметил, что на этот раз в интонации его нецензурной реплики напрочь отсутствовали малейшие нотки страха. Остались только восторг, радость и какое то детское восхищение ситуацией.

«Странно» - подумал я. Далекий свет разгадки необычного поведения моего водителя забрезжил передо мной, но тут мы налетели на третий «полицейский» и цикл повторился вновь.

Снова я тщетно звал Ивана, снова он отворачивался от темной ленты дороги, бегущей под колесами автомобиля, опять удивлялся, увидев возникшее в электрическом свете фар перед мордой машины препятствие…

Мы снова взлетали, падали, «УАЗик» угрожающе стонал и скрипел, взывая к нашему благоразумию, в очередной раз слышался нецензурный комментарий Ивана, произносимый с заметным восторгом и возбуждением…

И тут меня осенило! Я вспомнил, что когда то, давным-давно, в порыве откровенности, Иван рассказывал мне, что всегда хотел быть летчиком, ходить в новенькой, с иголочки, голубой форме, водить тяжелые, с широко распластанными крыльями, ярко раскрашенные самолеты в дальние, неведомые страны, раскинувшиеся на неизведанных континентах…

Возможно, что именно сейчас, подлетая в тесной кабинке «УАЗа», Иван наконец то, хоть немного, чувствует себя летчиком, грозным покорителем бескрайнего воздушного океана, которому полностью подвластна многотонная крылатая машина, грозно ревущая мощными турбинами, с огромной скоростью пожирающая тысячекилометровые пространства над прекрасной голубой планетой под названием Земля…

Следующий «полицейский» мы перелетели в полном молчании. Иван восторгался, а я не хотел быть помехой ему в этом наслаждении…

Я крепко взялся правой рукой за поручень, левой уперся в капот машины, обе ноги крепко вдавил в пол в ожидании очередного полета.

Впереди нас поджидали всего лишь три неровности…

Ради исполнения детской мечты Ивана можно было и потерпеть…

---

Комментарии