Матюхин
Маленький доктор Матюхин, был не плохим доктором - докторишкой или докторенком. Он был просто маленького роста. Ну не вырос. Что теперь поделаешь? И по причине, а может быть, и вследствие этого, он был ужасно...
Работал Матюхин азартно, на вызове лечил старательно, и даже несколько агрессивно! Спорить с собой он не позволял никому! Да какое там - спорить? Спросить о чем-нибудь и то - преступление. Я врач! А Вы кто? или Вы что, хотите меня дураком выставить? ваше дело (далее на выбор): - молчать и делать, что скажу! - болеть и не возражать! - носите ящик и молчите! Но чаще всего от него доносилось: Я вам доктор или кто? - Я врач, а вы фельдшер, делайте что скажу!
Кроме всего этого, он строго придерживался инструкции. Если работал не один, фельдшер нес алюминиевый восьми-килограммовый ящик, даже если фельдшером была девушка. Понятия галантности для Матюхина не существовало!
И вот однажды летом старший фельдшер (старший над фельдшерами) решил по-своему наказать -Купцова и Короедова. Двухметровые ребята, которых звали не иначе как двое из ларца, и в самом деле напоминали мультяшных близнецов, приняли суточную бригаду, радуясь перспективе поработать на пару, обкатать районные квасные бочки, потискать в перерывах фельдшериц... они не ожидали, что третьим у них станет ... доктор Матюхин!
Дружно вломились они в кабинет старшего фельдшера и, чуть не падая на колени, запричитали:"- За что, Иван Афанасьевич?" "-А вот за то, за то и за это!" - ответил старший фельдшер. "-А мы больше не будем! - клялись двое из ларца, - Только уберите Матюхина!" "-Поздно, - сказал старший фельдшер, - сегодня отработаете. Что б впредь знали, как дисциплину безобразничать, а потом видно будет!" Убитые горем фельдшера поплелись работать.
Весь день они молча выполняли Матюхинские Замесить и нарубить!, и лишь только кто-нибудь из них открывал только рот, раздавалось: "- Я вам доктор, или кто? Это я врач, а вы - фельдшера! Делайте, как я сказал!"
Матюхин сиял, он упивался властью над этими лбами, он видел, что он самый умный, самый сообразительный и находчивый... Что, если бы не он, сами они никогда ни с чем бы не справились... Иногда, в глазах то Купцова, то Короедова появлялось нечто вроде неудержимого желания жахнуть Матюхина ящиком по черепу, но второй во время удерживал друга от необратимых действий, говоря: "-до утра потерпим, а там, пошел он в...." Иногда, правда, их разбирало. В обед, травя анекдоты в диспетчерской, их застал Матюхин: "-Надо мной смеетесь?" - в лоб спросил он. "-Никак нет, хором ответили двое из ларца, - Мы гордимся честью, что работаем с вами!" Матюхин смутился. Он вышел из диспетчерской, и во время, потому, что диспетчера дружно захохотали. А потом, Матюхин, встретив Короедова в коридоре подстанции, тыкая его пальцем в грудь, и, пытаясь открутить пуговицу на халате, спросил: "-Вы, что, серьезно - гордитесь?" "-Совершенно серьезно, - ответил Короедов, отдавая пуговицу - Вами нельзя не гордиться, Сергей Александрович!"
Нащупав повышенную чувствительность к лести, двое из ларца и дальше бы смогли навести более-менее нормальные отношения, если бы Купцов вечером не закрепил у входа во врачебную комнату картонку с вензелями и надписью: ЗДЕСЬ ОТДЫХАЕТ МАТЮХИН С. А.. Этого Матюхин уже простить не мог. Никакие уверения в гордости и уважении больше не действовали. Матюхин гонял фельдшеров, как сидоровых коз, он нарочно госпитализировал всех больных по инструкции на носилках, он заставлял двух из ларца носить дыхательную аппаратуру на каждый вызов на всякий случай, особенно если вызов был на пятый этаж пятиэтажки. Сам он налегке взлетал по лестнице, и сверху, скребя голову и пританцовывая, поторапливал навьюченных словно верблюды фельдшеров "-Скорее! Скорее! Не задерживайте вызов!"
Ребята закипали. "- И эта падла... - говорил один другому на ухо... - Да я его... - Терпи, - отвечал другой, - до утра, а там разбежимся и, в гробу мы его видали!"
В четыре утра, пришел вызов - белая горячка с большущим знаком вопроса. Оно, может, кому-нибудь и покажется странным, но если звонят на 03, то и выезжает обычная бригада скорой, а потом уже на себя вызывает психиатров. Диспетчер, не долго думая, поднимает бригаду Матюхина.
На вызове перепуганная женщина и небритый мужик, гонявшийся за ней с ножкой от стола. К приезду скорой, мужик успокоился и принялся доставать изо рта что-то длинное, похожее на проволоку, сам себе, задавая вопросы и отвечая на них. Не долго думая, Матюхин, почесался, дернул плечом, шумно выдохнул через нос и тоже залез в рот, вспомнив, что еще с ужина между зубами застрял рубленый бифштекс. Мужик в горячке почуял в докторе своего и доверительно спросил:
- Ты их тоже видишь?
- Кого? - спросил Матюхин, пока двое из ларца примеривались, как мужика вязать.
- Червяков, - ответил мужик, доставая очередного изо рта.
- Конечно, вижу.
Женщина с ужасом смотрела на шмыгающего Матюхина, сопоставляя его с мужем.
Матюхин крепко почесал голову, подошел к трехногому столу, стукнул кулаком и сказал:
- Надо ехать в больницу.
Мужик согласно покивал: надо, надо. И без всяких уговоров, побрел к машине, по пути смахивая с себя тараканов и отплевываясь червяками. Там Матюхин усадил больного в салон Рафика, туда же сели двое из ларца, а сам устроился рядом с водителем, показывать дорогу в психоприемник на Потешной улице. Садясь, он дал указание фельдшерам:
- Сопроводительный лист оформите!
Сопроводиловки, которые в те времена валялись везде и в кухне вместо подкладки под горячий чайник, и в туалете, и в водительской для записи счета при игре в домино, словом самая распространенная бумажка, лежали во всех карманах..
Замесить и нарубить! Ну они и замесили. Один из них написал одну на больного, а другой - вторую на доктора, в примечании которой добавил, самовольно сел в машину, выдает себя за врача.
В приемное отделение Матюхин вбежал, потрогал журналы, несколько раз хлопнул дверью и налетел на дежурную медсестру:
- Где врач? Мы больного привезли.
Купцов с Короедовым, придерживая под руки мужика в горячке, положили обе сопроводиловки на стол, а Матюхин помчался по коридору выкрикивая - Где врач?
Наконец нашелся одуревший от бессонной ночи, сверкающий исцарапанной лысиной и добролюбовскими очками в железной оправе, психиатр. Он подошел к столу, наткнулся на две сопроводиловки, взял верхнюю, прочитал и спросил, зевая:
- Матюхин кто? - он вопрошающе поглядел на двух из ларца.
Влетевший в смотровой кабинет следом за психиатром и успевший проверить все комнаты, Матюхин плечом саданул шкаф и, нанося по дверце удар кулаком, сказал:
- Я!
- И давно он с вами? - спросил психиатр, обращаясь к стоящим фельдшерам.
-- С утра. -- Ладно, пока оформим, утром разберемся.
Матюхин, не придавший значения этому диалогу, поскреб затылок, а потом, испытывая невыразимое желание обратить на себя внимание, тыкая пальцем в грудь психиатра, сказал:
- Мы больного привезли. Белая горячка. - Матюхин попытался и психиатра лишить пуговицы на халате, но тот вырвался. и, держа его сопроводиловку в руках, вышел.
Спустя пару минут, в смотровую, хрустя суставами и разминая пальцы, вошли два брата - санитара, которые тоже спросили:
- Кто Матюхин?
- Я - Матюхин.
- Пошли.
- Пошли, - согласился Матюхин. Но на всякий случай добавил, - Я - врач!
- Мы знаем, - ответили браты, и доктор, успокоившись, пошел с ними. По дороге он подозрительно дергал плечом, зачем-то расправлял плечи, взмахивая руками, и в конце концов, санитары перехватили парящие в воздухе верхние конечности и завернули их за спину.
Они ловко вытряхнули Матюхина из одежды, оставив в одних трусах, Э! Что вы делаете? Я врач! Делаем, что приказано, - ответили браты, - доктор приказал! Потом также ловко напялили на него синюю байковую пижамку без карманов и воротника, и завели в отделение, где в палатах без дверей с решетками на окнах обреталось еще с полсотни больных.
Вот тут Матюхин понял, что попал. Он рванулся к двери, но не тут-то было. Открывалась она только специальным ключом. Доктор поскребся, поорал, что он - врач! Ему ответили, что это всем известно и, в конце концов, когда ему, прижатому к кровати коленом, впрыснули в ягодицу аминазин, он успокоился.
А двое из ларца тем временем сдали мужика в горячке, спокойно доработали смену и с чувством выполненного долга завернули до ближайшей пивной.
Доктора Матюхина хватились только через два дня, когда он не вышел на работу. Дома его тоже не было. А на вопрос, - где он может быть? Короедов, задумчиво глядя на Купцова, сказал,
- может, в психушке?
Обалдевший от такой наглости, и к счастью воспринявший реплику Короедова всерьез, старший фельдшер стал обзванивать психбольницы и, в самом деле, нашел Матюхина в больнице Ганнушкина. Он бы на этом успокоился, если бы Короедов не добавил, уходя:
-Значит, где оставили, там и лежит?
Язык мой - враг мой, гласит народная мудрость. Но было поздно.
- То есть как это где оставили?
И тут Короедов, рассчитывая на понимание, сознался, что они уложили Матюхина в психушку. Случайно, пошутили. Написали сопроводиловку, а психиатр и в самом деле решил Матюхина лечить! Ну не будут же они с доктором спорить? Все-таки он врач, а они - фельдшера!
Зав. подстанцией помчался в больницу выручать доктора. Перепуганный психиатр, понявший, как его подставили, уперся. Матюхин - болен! Он неадекватно себя ведет, кричит, пытается ломать мебель, и главное - чешется! Зав убеждал, что невроз, которым страдал Матюхин не психоз, в психиатрическом стационаре не лечится. И, в конце концов, отстоял. Психиатр выписывая Матюхина под расписку зава, напутствовал, давая рекомендации. Вялого, сонного Матюхина, с насыщенной аминазином задницей отвезли домой отсыпаться.
Зав вернулся на подстанцию разбираться с хулиганами. Однако, рука не поднималась написать заявление в милицию. Да и юрист по телефону объяснил, что заявление подать может только пострадавший, а он сейчас никакой, отлеживается дома. В общем, по началу обошлись словесной выволочкой в кабинете зава, где двое из ларца, ковыряя пол ботинком, смущенно улыбались. Короедов, сказал: "- ну мы же только предположили, что он нездоров, а психиатр подтвердил."
Аминазин действует долго. Это все знают. Матюхин, никогда не испытывавший на себе столь чудесного препарата, вышел на дежурство другим человеком. Он подолгу разглядывал график, не менее долго он читал карточку, пытаясь осмыслить повод к вызову, и на робкое предложение фельдшерицы, сделать больному укол обрадовался:"- Вы думаете? Ну сделайте, конечно!" Недели за две Матюхин наконец превратился обратно в самого себя... он снова начал бегать по подстанции, чесаться и подпрыгивать сидя на стуле... О том, что надо бы написать заявление в милицию он забыл, а зав напоминать не стал... Зачем? Ведь ребята оказались не так уж и не правы! И если кто-нибудь в присутствии Матюхина начинал травить о психушке, не имея ввиду его, а вообще... Сергей Александрович становился молчаливым и задумчивым.