- А он опытный врач? – настороженно спросила я.

- Гигант! – заверил меня Михаил Иванович,  заведующий подстанции. – Ну, пошли, я тебя с бригадой познакомлю.

  В комнате отдыха он подвёл меня к   развалившемуся  на   низком  кожаном  диване детине.

-  Принимай  стажера, Андрей! Это Маша, наш новый сотрудник. Пока с вами  поездит, а там видно будет.

Детина глубоко вздохнул  и спросил:

- А Веньяминыч в курсе?

- Вот ты и просветишь, -  бросил заведующий  и ушел.

Андрей  указал мне на место рядом с собой,   откуда-то из-под бока вытащил   краснощекое  яблоко,  потер  его о полу  форменной куртки и протянул мне:

- Угощайся!

Я отрицательно помотала головой.
   
- Напрасно отказываешься, – сказал он, отхватил   треть  плода и с  причмокиванием  захрумкал.

- А кто такой этот Веньяминыч? – спросила я, проглотив слюну.

Андрей  хмыкнул, дивясь моей неосведомлённости.

-  Запомни, дэвочка, - сказал  он, изображая кавказский акцент, - Самсонов Давид Вениаминович -  лютчий реаниматолог  Москвы и Московской области! А я – ближайший  друг и сподвижник. Фельдшер.  Тоже – лучший.

Он выудил  ещё одно яблоко,  протер тем же способом, что и первое, ткнул мне под нос и   сказал:

-    Не стесняйся, кушай  яблочко. Оно этим утром ещё на ветке болталось, - и, указав на  вошедшего в комнату упитанного рыжего коротышку,  в необыкновенно высоком медицинском колпаке, флегматично произнёс:

- А  вот, кстати, и шеф.

Первое, что бросилось в глаза  -  борода.  Ржавого цвета  по-боярски  окладистая, она торчала,  как приставленная к задранному вверх подбородку, придавая доктору  театрально-задиристый вид.  Он подошел,  ожег нас  темно-медовым  взглядом.

- Ну, ч-чи-э-то  расселись? П-паехали!

  Нас ждал  гипертонический криз, его сменили почечные колики,  потом – подозрение на прободную язву.

Первым  в квартиру вступал Самсонов - стремительный и неудержимый, как бронепоезд. За ним следовал Андрей, навьюченный медицинским оборудованием, ну а в арьергарде – я с чемоданчиком  медикаментов. Работали эти двое  – залюбуешься! Действовали быстро, слаженно, понимая друг друга, что называется,  с полуслова, и  я на протяжении дня не единожды мысленно благодарила заведующего подстанцией за возможность поработать в составе этой  бригады.

  Вызов, о котором я хочу  рассказать,  случился в самом конце смены.

  Нас встретила  заплаканная женщина лет пятидесяти.   Рассказала, что  её восьмидесятилетняя  мать   внезапно грохнулась в обморок.  Старушка пришла в себя, но жалуется на нестерпимую  головную боль.  Вдобавок,  от переживания за жену резко поплохело отцу. Старик  уже несколько лет частично парализован. И давление у обоих – до небес.

    Нас проводили в узкую кишкообразную комнату. Справа от входа высился полированный платяной шкаф, слева приткнулся  секретер середины прошлого века,  далее,  вдоль стен,  друг против друга,  стояли две  односпальные кровати с деревянными изголовьями, между ними узкий проход,  упирающийся в стоящий у окна  стол, застеленный потертой клеёнчатой скатеркой.
На одной кровати, опершись спиной на высокие подушки, полулежал  высохший, обтянутый коричневой кожей старик. Напротив, жалобно постанывала  старушонка с мелко трясущейся головой.

  Давид  Вениаминович,  бегло осмотрев  стариков, уступил место   Андрею с кардиографом, а сам   остановился  у секретера,  огляделся и   повелел:

 -  С-стул  доктору!

    Дочь   метнулась куда-то вглубь квартиры, притащила деревянный  венский стул,  по виду -  ровесник  революции, и услужливо сунула прямо под зад нашему эскулапу. Тот с размаху плюхнулся на сидение... и спустя  мгновение,  пятая точка Вениаминовича, с треском проломив  хрупкую   сидушку,  спикировала на пол. Тело сложилось в позу эмбриона, борода растрепанным веером разложилась на сомкнутых коленях, руки  беспомощно повисли по бокам, как переваренные макаронины.

  Всё произошло так быстро, что никто, включая самого  доктора, и  ахнуть не успел.

Несколько секунд  Самсонов  не шевелился. Наконец, у него дернулась борода,  потом  руки, ноги.  Он закряхтел и попытался встать.  Бесполезно.  Нижняя часть туловища, как пробка,  впечаталась   в  обруч  сидения на уровне коленок и подмышек.
  
- Ы-ы-и-и, -  визгливо закричал  доктор. -  Что з-за-а-стыли?   Тяните, тяните же меня!

Мы с хозяйкой схватили  его за руки и, что было силы,  рванули   на себя.  Задние ножки стула оторвались  от пола, Самсонов качнулся, и вдруг, резко кувырнувшись головой  вперед,   рухнул лицом  в паркет и замер в позе черепахи.  Из центра того, что ещё недавно было сидением торчала докторская задница, плотно обтянутая синими форменными штанами.

- Ой, мамочки!  - схватилась за сердце  хозяйка квартиры.

 Я вжалась в полированный шкаф и стояла, боясь пошевелиться.

- Андрей!  Г-гы -де ты?  - сдавленно прохрипел  Давид Вениаминович из-под  опрокинутого раритета.

Фельдшер, в это время  присоединяющий аппарат к телу пациентки, развел руками:

- Так я, вот, бабушку спасаю!

- Д-дурак! – взвыл  поверженный Самсоныч. -  Доктора, д-доктора  спасай!

- Так, бабушка же…  –  растеряно промямлил Андрей.

 - Да, …  с ней, с бабкой! – заорал  врач. - Она  с-сто лет прожила и ещё сы-ы-только же проживет!  Меня, меня  с-спасай, с-сы-ы-волочь!

И добавил пару крепких  фраз  без  малейшего намёка на заикание.

Андрей  с   неожиданной  для своей комплектности  ловкостью перескочил через  провода кардиографа и, оценив степень падения начальства,  бодро заявил:

- Никаких проблем, Веньяминыч!

Общими усилиями мы вернули стул в первоначальное положение. Андрей, подобрал с пола докторскую шапочку и попытался ею промокнуть потное, раскрасневшееся  лицо Самсонова, но тот воспротивился,  боднул  руку фельдшера головой, и прошипел:

- Т-тащи…

 - Ты только не волнуйся, шеф!  Я тебя мигом, как репку…

Скомандовав, чтобы мы держали стул (да покрепче!)  он схватил шефа за предплечья и с силой дернул на себя.

Результат, как в  русской народной сказке: «...тянет-потянет,  вытянуть  не может!»

- Может МЧС вызвать? – робко спросила хозяйка.

- Сами справимся! – твердо ответил Андрей. – Извини, Веньяминыч, - сказал он Самсонову,  - но придется немного потерпеть!

Мы опять перевернули доктора задом кверху.

-  Так, девушки, готовьтесь: я его  подтолкну, а вы – примите!

  Упершись спиной в стену, а ногой в задницу шефа, Андрей напрягся и буквально с первой  попытки  вытолкал пленника  из западни. На этот раз и мы с хозяйкой не сплоховали -  вовремя подхватили  эскулапа, не позволив  ему снова пропахать  бородой половицы.

  И вдруг: «Кхе–хе-хе!»  -   послышался  глухой клёкот.  Смеялся старик. Широко раскрыв беззубый рот,   роняя  слёзы на пергаментные  щёки.

  «Хи-хи-хи!» - следом тихонечко  захихикала старушка.  Их дочь  удивленно уставилась на родителей и вдруг, громко прыснув,  залилась хохотом. Следом заржал Андрей, да и я больше не могла удерживаться от смеха. Мы хохотали до колик, до слёз, пока Вельяминыч, с грохотом, не швырнул  многострадальный стул оземь, в смысле, об паркет, окончательно превратив раритет в кучку деревяшек и, указывая на стариков, произнес:

- Нем-медленно  за работу!

   Бабушку пришлось госпитализировать. Дочь поехала ее сопровождать. Временами,  на кого-нибудь из нас нападал смех, и мы, заражаясь друг от друга, опять и опять заходились от хохота.  За рулем прыскал Николаич, наш водитель,  которого Андрей  исхитрился посвятить о происшедшей с шефом  конфузии,   и даже бабушка, нет-нет, да растягивала страдальчески сложенные губы в подобие улыбки.

 Когда подъехали к больнице, Самсонов пригрозил, свирепо сверкая глазами:"Если…  хоть одна живая душа…".

   Мы синхронно поклялись  хранить  тайну  до  гробовой доски.

   Но на  следующий  день, как только Самсонов появился в служебной столовке,  его встретил дружный коллективный  возглас: «Стул доктору!»

Кто проболтался  - не известно. Я точно никому не говорила. Да и кому я могла что-то рассказать в первый рабочий  день?  Андрей утверждал, что не сдал бы шефа даже под пытками. Николаевич  в ответ на обвинения шефа утверждал, что  он вообще - сторона! - его там и близко не стояло.

   Остается  бабушка. Точно, она! Больше некому!

Елена Лозовая,  2014г.