Не бесполезно
Первая история из цикла.
- На квартире… Попахивает реанимацией, - рассуждала я подавая коллеге перчатки.
- Или констатацией. - Напраник был менее оптимистичен, но улыбался, имея за плечами большой опыт и понимание лишенных прекрас реалий нашей работы.
- Как Бог даст. Разберемся, - жужжала я в привычной тональности подавая Егору дефибриллятор и кислород когда машина подъехала к подъезду.
- Что-то нет у меня настроения никого реанимировать, - вздохнул обвешанный оборудованием напарник, протискиваясь в лифт. Я понимала его чувства. Сегодня Егор работал первым номером. Когда ты за все отвечаешь головой, желание рисковать балансируя между понятиями “помоги” и “не навреди” резко снижается.
- Да ладно тебе, - я подмигнула, подбадривая товарища. - Делай что должен и будь что будет. - В первый раз я услышала эту мысль от своего наставника-спасателя, когда работала волонтером в Хибинах. Тогда я еще не думала, что этот рыцарский принцип по сути - негласная христианская заповедь.
Поднялись на этаж. Двери настежь открыты. Похоже нас здесь ждут явно по неотложной причине.
- Здравствуйте. Как вы быстро. - Встревоженное лицо мужчины средних лет в очках. - Он сегодня целый день какой-то ослабленный был. А потом смотрю - перестал дышать. - Быстрым шагом мы проникли вглубь квартиры. На кровати лежал мужчина без сознания. Непреложным шестым чувством (на скорой его часто называют “чуйка” или “жопометр”, хотя я верю что это нечто большее) мы с коллегой единогласно распознали что в этом теле еще теплится душа. Я подошла к мужчине и слегка запрокинула голову, открывая дыхательные пути. Экскурсия грудной клетки, звук дыхания и ощущение потока выдоха не определялись. Егор в это время включил кардиограф и накинул на конечности основные электроды. Монитор протянул прямые линии.
- Давно не дышит?
- Примерно минут десять, максимум пятнадцать, - вызвавший бригаду мужчина всем своим видом выражал надежду.
- Чем-то болел? Может онкология?
- Да нет… Инсульт у него был два года назад. Вроде восстановился, но последние дни мало общался, больше лежал.
Коллега вздохнул и недоуменно посмотрел на меня. Он знал, что прошло довольно много времени и, если и удастся завести сердце, мозг скорее всего уже претерпел необратимые изменения. Мужчина тоже смотрел на меня через толстые стекла будто чувствуя поднимающийся изнутри сердца импульс хоть как то помочь.
- Давай на пол, - это было не предложение, но и не команда. И совершенно не моя инициатива. Бог натянул невидимые струны связующие мое существо и сыграл этот аккорд. Напарник нажал на навигаторе кнопку “реанимация” для вызова “на себя” хоть какой то бригады. Взявшись за углы простыни мы втроем стащили не худенького дедушку с постели. Июльское солнце нещадно нагрело пыльную комнату с восточной стороны и сбежало по другому борту девятиэтажки. Я скинула форменную жилетку, пальцами нашла среднюю точку между верхним краем грудины и мечевидным отростком больного и начала качать.
- Раз, два, три… десять. Раз, два, три… двадцать, - по прошествии трех десятков качков, Егор наложил под мои руки плоские электроды-наклейки автоматического дефибриллятора.
- Идет анализ ритма, не касайтесь пациента, - мы подняли руки и отпрянули назад следуя командам столь не любимого мной искусственного интеллекта. - Дефибрилляция не показана, продолжайте КПР.
- Не женское это дело, - буркнул напарник и аккуратным движением отодвинул меня от страдальца. Снова он был абсолютно прав. Обычно, если на бригаде двое, компрессии проводит именно лидер. Второй номер же обеспечивает остальные многочисленные мероприятия. Потом коллеги меняются. Я открыла реанимационный набор, вскрыла ларингеальную трубку, установила ее в дыхательные пути больного и зафиксировала. Интубировать я тогда не умела.
- Раз, два, три… тридцать. - Егор проделал цикл из тридцати компрессий. К этому моменту мною был собран ручной аппарат ИВЛ. Фильтр, Амбушка, простейшая магистраль, кислородный баллон, резервуарный мешок. Подсоединила фильтр к ларингиалке. Зашипел кислый. Еще несколько циклов.
- Идет анализ ритма, не касайтесь пациента, - “Господи, что скажешь?” молилась я, уже ощущая внутри ответ. “Сюда он не вернется”- Дефибрилляция не показана, продолжайте КПР.
Я сменила Егора. Наскоро он поставил катетер в не спавшуюся, а уже расслабленную, лишенную тонуса вену и подсоединил шприцевой насос-перфузор с адреналином. Через каждые пять циклов мы менялись. Раз в три минуты “Шмель” испусал адреналин а самый сильный (после фтора) газ-окислитель непрерывно шипел.
“Господи, ну может все же?” - я продолжала молиться, все ярче ощущая отрицательный ответ. "Не волнуйся за него. Он в моих руках. Но не останавливайся. Представь себя на месте его сына." Похоже Божий план состоял в том, чтобы дать понять родственникам, что было сделано все возможное. Один из вариантов реанимации по социальным показаниям. На мгновенье представила своего отца лежащем между небом и землей и бригаду, разводящую руками, даже не пытавшуюся качать. Брр… Я поежилась.
- Раз, два, три… двадцать. Раз, два, три… тридцать. - В по прежнему открытые двери влетела врачебная бригада нашей подстанции.
- Здрасте, дядь Саш. - улыбнулась я продолжая НМС. - Опытный доктор улыбнулся в ответ и начал шептаться с Егором. Медсестра бывшая с ним приняла у меня смену и начала компрессии со свежими силами. Отрывая руки от грудины деда, и разделяя ответственность я только сейчас почувствовала, что абсолютно мокрая. Позже вспоминала этот день как самый жаркий в моем первом году работы на 84-ой подстанции.
Бригада приняла у нас больного. По прошествии тридцати минут от начала реанимационных мероприятий сердце не завелось. Александр Николаевич достал розовый бланк и констатировал биологическую смерть.
- Спасибо… Спасибо большое что не оставили нас в беде. - Сын умершего был спокоен. Будто слышал мой диалог с Богом и все понимал. - Я опустила глаза и обняла его. Знала, что слова сейчас бессмысленны. Дверь соседней комнаты открылась и в ее проеме показалась пожилая женщина. Жена. Она посмотрела на меня такими светлыми глазами и стало неимоверно тепло. Мы не сказали друг другу не слова, но были так близки будто наши духовные, божественные составляющие взялись за руки.
Повесив через плечи наискосок дефибриллятор и кардиограф, я вышла. Егор немного помялся на пороге и вышел, задевая толстой оранжевой сумкой реамнабора косяк.
- Спасибо, Юль.
- И ты будь здоров, бро. А за что собственно?
- Я сомневался. Хотел его законстатировать сразу. Но мы правильно все сделали. Да и потренировались, что немаловажно.
- Согласна. Только вот теперь тебе карту писать.
- Бумага все стерпит. - Егор улыбнулся и закурил пока я расставляла в машине оборудование.
Я свято верю, что вне зависимости от личных настроений и состояний мы должны делать все что можем, как бы не было страшно, лениво или по нашему мнению бесполезно. Это как вспахать землю на своем участке или подмести свою сторону улицы. Во всем остальном комбинированная, комплексная ответственность за все происходящее с каждым человеком и в мире в целом лежит на Боге.
- Вася, поехали, Голованова 155, травма головы. - Напарник хлопнул дверью мерседеса, водитель завел мотор, а я закрыла глаза чтобы немного отдохнуть в молитве...